Купец хотел было закричать, но ворвавшийся в комнату неизвестный, уже сжал его горло, лишая возможности поднять шум. Злоумышленник давил пока его связанная жертва не перестала биться в судорогах.

Затем в комнате появился еще один мужчина. Одет неброско, в обычный серый кафтан. Но при этом держался с таким достоинством, что никаких сомнений, он привык отдавать приказы, а главное к тому, что их непременно исполняют.

Пройдя к столу, он опустился на стул, где еще недавно сидел купец. Глянул на сопровождавших его подручных и жестом велел привести Кузьму в себя. Того водворили на стул, похлестали по щекам, и когда тот начал приходить в себя, быстро скрутили руки веревкой, вырвав из него болезненный стон.

— Ну здравствуй, Кузьма Платонович, — со злорадной улыбкой поздоровался мужчина.

— Боярин? Вот оно значит как. Выходит Кучеренко…

— Ну нужно же было тебя как-то выманить, чтобы наконец можно было подобраться на вытянутую руку. А повинного в покушении на твоего Карпова ты пошел бы брать лично в любом случае. Людишки твои должны были бы распределиться по всему дому. И коли знать где ты появишься… Даже день не нужен. Только малость терпения.

— Вот значит как.

— Именно так, Кузьма. Именно так. Вот приберем тебя, а там и с твоим боярином разберемся. Без своего паука ему тяжко придется.

— Зачем? Ты же боярин псковский. К чему тебе с латинянами вязаться?

— А как быть, коли и я латинянин, а Кузьма? Вот как мне быть, коли я не просто католичество принял, но и в братство Иисуса вступил. Если верю в то, чему служу. Но главное ты верно заметил. Я боярин псковский. И род наш от веку в Пскове обретается. Но вот пришли вы холуи московские без роду, без племени и стали тут все переворачивать с ног на голову. Наш Псков, гнуть под Москву. Еще и сучку эту на княжеский стол посадили.

— Народ ее принял, боярин. Иль воля народа во Пскове уж ничего не значит?

— Народ. А кто такой народ, чтобы решать как и чему быть? Вот у соседей наших все решают шляхтичи. И это верно. Удел черни пахать землю, да заниматься ремеслами. Удел избранных править ими и защищать землю от посягательств врагов. Ну да ничего. Наворотили вы тут конечно изрядно, ну да мы это дело поправим.

— Ты поправишь, как же, — не выдержав ухмыльнулся Овечкин, а потом перевел взгляд на лежащего на полу мертвого купца. — Прости меня Антон Федорович. Видит бог, зла я тебе не желал и во всем разобрался бы по справедливости.

Это было последнее что он смог сказать. В следующее мгновение его пронзила острая боль. Перед взором поплыли разноцветные круги, тут же сменившиеся непроглядной тьмой. Ни боли, ни треволнений, ни земной суеты. Ни-че-го.

* * *

Пепелище все еще курилось дымком. Там еще хватало тлеющих предметов и было достаточно горячо. Но несмотря на это там возились люди, разгребая обгоревшие останки усадьбы и что-то там выискивая.

Пожар тушили всем миром, да только все без толку. Поди потуши коли так-то полыхает. Хорошо хоть удалось уберечь от огня соседние усадьбы. Не то, эдак и весь квартал полыхнул бы, а там уж размеры бедствия предугадать невозможно. На Руси случалось, что от одной искры целые города выгорали дотла.

Но здесь и сейчас обошлось. А все благодаря княгине, которая учредила избу огнеборцев. Их всего-то десяток. Зато польза несомненная. Кабы не они, то большой беды не миновать. Понятно, что тушили и оберегали соседские постройки всем миром. Им со своей парой брандспойтов и помпой много не потушить. Если только в зародыше пожар душить. А когда уж полыхнуло, то толку от них чуть. Куда важнее то, что они взяли на себя руководство тушением пожара и упорядочили действия сбежавшегося народа.

Вот еще одного нашли. Безопасники Карпова растащили звал, осмотрели обнаруженное, а потом извлекли обгоревший до костей труп. Хм. А тельце-то небольшое. Ребенок стало быть. Иван от злости задвигал желваками. Народ столпившийся за оцеплением из личной стрелецкой сотни княгини заволновался, послышался бабий всхлип.

Это только кажется, что огонь способен уничтожить все без остатка. На деле, это не так. И тела никогда не сгорают до конца. Разве только сжигать целенаправленно израсходовав целую гору дров. И вот именно поиском тел сейчас и занимаются безопасники. Документируют где и кого обнаружили. Тела домочадцев купца и безопасников укладывают на рогожу, отдельно друг от друга. И сразу же проводят опознание.

— Ну что там, Ермолай? — Поинтересовался Иван у подошедшего заместителя Овечкина.

— Похоже нарвались наши. Бог весть как такое случилось, что бойня прошла настолько тихо, что не всполошились соседи. Но факт остается фактом.

— Кузьма?

— Среди погибших. Думаю наши поначалу вошли в усадьбу и Кузьма Платонович следом, да только в доме оказались еще бойцы. Как видно опять что-то готовили. Тел купца, супруги его и сына не обнаружили. Выходит ушли они.

— Наши все?

— Все.

— Кузьма точно среди убитых?

— Обгорел почитай до костей. Но остатки одежды, крестик иные его вещички, все при нем.

— Надо же было так угодить как кур в ощип.

— Работа наша такая, что и на старуху бывает проруха, — со вздохом ответил заместитель Кузьмы.

— Это называется расслабились, йолки. Все беды начинаются от этого. Заруби это у себя на носу, Ермолай. Крепко накрепко запомни.

— Запомню, Иван Архипович.

— Принимай хозяйство. Кузьма надеюсь держал тебя в курсе своих дел?

— Держал. Сказывал, что случиться в жизни может все что угодно и не должно все дело рушиться из-за одной беды.

— Хоть что-то сделал правильно. Ладно, работай. И сыщи мне этого купца. Сыщи и передо мной поставь.

— И его и всех остальных сыщем, не сомневайся, боярин.

— Очень на это надеюсь.

Иван отошел в сторону, где находился его конвойный десяток и вскочил в седло. Обычно-то он предпочитал ходить пешком, даже в грязь и слякоть, что сейчас имела место. Но сегодня как-то не до неторопливой размеренности и поддержания авторитета среди горожан.

Оказавшись в седле, бросил взгляд на обгоревшие останки тщедушного тела, выделявшегося на фоне куда более крупных. Десять выученных, тщательно отобранных и преданных лично ему парней. А еще отцов семейств, заботу о которых он теперь возьмет на себя. И самая главная потеря. Кузьма.

Ивану словно правую руку отсекли. Как он теперь без него? Потянет ли Ермолай? Вот никаких сомнений, что он окажется лишь бледной тенью Овечкина. Он конечно не бездарь, иначе не занимал бы свой пост. Но у Кузьмы Платоновича был настоящий талант сыскаря. Он был оперативником от бога, настоящим самородком. А такие на дороге не валяются. И чего сам полез? Почему не отправил зама? Вопросы, вопросы, вопросы.

* * *

— С чем пожаловал, Павел Митрофанович?