И вот именно с этого момента наступают времена враждебности к Москве крымских правителей, с которыми до сих пор удавалось поддерживать дружеские и даже союзнические отношения. Единоверный и единоплеменный Казани Крым не мог оставаться равнодушным к потере своего влияния на Волге. Антагонизм московско-крымских отношений не изменит теперь себе почти три столетия и будет держать напряжение на русской степной границе вплоть до полной аннексии ханства.

Так что, как видим, могучее и богатое наследство, полученное Иваном IV от своих предков, было не лишено изъянов. И отрезанность от морей, как причина отставания Руси от Западной Европы, отставания в чисто прагматическом понимании этого слова, оставалась не единственным условием, тормозящим развитие России. Другой, не менее важной причиной, была открытость восточных и в особенности южных границ и, следовательно, незащищенность со стороны воинственных хищных соседей. Именно эта причина, возникшая задолго до установления азиатского ига, не исчезнувшая и долго еще продолжавшаяся после его формального свержения, на века предопределила характер развития русского народа. И как высказался по этому поводу уже упоминаемый нами историк Костомаров, «борьба Руси с татарщиною была борьба на жизнь и на смерть. Освободиться от ига, тяготевшего над Русью два века слишком, и тем ограничиться — было невозможно. История это доказала. Переставши составлять могучую азиатскую державу, монголо-татарщина, разбившись на части, не могла уже владеть Русью; зато этой Руси не давали жить на свете разные Орды, из которых главнейшие носили название царств. Если не мытьем, так катаньем — говорит известная русская поговорка. Казанцы и крымцы, не в силах уже будучи заставить, как делали предки их в Золотой Орде, приезжать русских государей к себе с данью, то и делали что грабили, разоряли русские жилища, русские поля, убивали, уводили в неволю десятки тысяч русского народа, заставляли откупаться от себя, что в сущности было продолжением платежа дани, не давали русским продвинуться в плодороднейшие пространства, ни улучшать свой быт. По их милости русский народ продолжал быть самым несчастным, нищим народом; вся его история наполнена однообразными, неисчислимыми и в свое время страшными разорениями».

Так вот, оттеняя эпоху Грозного, при всей ее преемственности от предыдущих эпох, следует указать на то, что Грозный в деле решения ордынского вопроса полностью изменил политической стратегии своих предшественников. То, что лучшая форма защиты — это нападение, — давно и хорошо известно. И великие московские князья давно освоили дорогу в ордынские владения и даже, как мы знаем, брали на щит их главный город. Но никогда при этом московское правительство, даже при полном превосходстве над Ордой, как это было во второй казанской кампании времен Ивана III после его триумфа на Угре и полного освобождения от ига, не ставило вопроса о присоединении Казани или каких-либо иных ордынских владений к Московскому государству. Наступательная стратегия Москвы ограничивалась чисто военным ее пониманием, то есть служила той же защите своей земли, не переходя в область захвата чужой территории.

Царь Иван IV стал первым из русских правителей, кто решительно изменил этим принципам. В нашей исторической литературе можно много что встретить о времени и характере правления первого по официальному титулу русского царя, познакомиться со многими аспектами его внутренней и внешней политики и вообще с особенностями его жизни и деятельности. Но при этом нигде не встретим упоминания об одной специфической особенности его правления, особенности, передавшейся всем его преемникам на вершине российской власти, в части проведения ими своей внешней политики. А к политике этой со времен Грозного, с его легкой руки, станут теперь применимы такие термины, как агрессия, военная интервенция.

При самом тщательном знакомстве с прошлым нашего отечества в длинной череде больших и малых войн, сопровождавших всю историю Руси, мы не найдем до начала эпохи Ивана Грозного войны, носившей бы с русской стороны несправедливый, захватнический характер. Зато начиная с эпохи Грозного справедливые оборонительные войны Руси начинают густо перемежаться с захватническими, имеющими целью отторжение чужих территорий и даже аннексию соседних государств. Покорение Казани в 1552 году и включение ханства в состав Московской державы открывает эту позорную серию, именно с него во внешней политике России начинает просматриваться имперский характер, имеющий много общего с характером колониального разбоя.

Но, как мы отмечали, даже призрачная зависимость от Москвы, установленная в результате второго похода москвичей на Казань во времена великого княжения деда Грозного, послужила началом ухудшения отношений с самым сильным из всех осколков бывшей империи Чингизидов — Крымским ханством. Дело в том, что все, касающееся восточной политики, было нераздельно завязано в один тугой узел, и успех Москвы в борьбе против одного из улусов неизбежно вызывал напряженность в отношениях с другими. А потому отношения с Крымом ни в коем случае нельзя отделять от отношений с Казанью или с Астраханью, ибо все связи Москвы с мусульманским миром оказались тогда туго переплетенными. Поэтому после попадания Казани в сферу московской политики, случившегося в последние годы княжения деда Грозного, отношения между Москвой и Бахчисараем стали ухудшаться. Тогда излишним будет упоминать о том, насколько эти отношения пришли к полной конфронтации после прямого захвата русским царем Иваном IV сначала Казанского ханства, а вскоре и Астраханского с полной аннексией обоих и включения их владений в состав Московского государства.

Вот так вкратце можно обрисовать то, что касается московско-ордынских отношений. Выше мы сказали, что Грозный во всем относящемся к ордынскому вопросу изменил прежней политике, и сказали так единственно потому, что речь тогда шла об отношениях именно с ордой. Правильнее было бы сказать, что царь Иван изменил политике прежних московских государей во всей своей внешнеполитической деятельности, относительно любого соседства. Во всю мощь это проявилось в главном внешнеполитическом событии его царствования — Ливонской войне. И если захват Казанского и Астраханского ханств еще как-то может быть если и не оправдан, то, по крайней мере, объясним необходимостью собственной защиты и безопасности, то прямая вероломная агрессия на прибалтийские земли и стремление присоединить к своей державе владения Ливонского Ордена не имеет и тени справедливого начала и может целиком быть отнесено к категории сугубо захватнических войн.

После своего триумфа на востоке, выразившемся в окончательном покорении Казани и Астрахани, перед Грозным встали очередные насущные задачи. Относительно их историк Г.В. Вернадский в свое время сказал: «В 1550-х гг. московское правительство стояло перед лицом двух главных внешнеполитических проблем: татарской — на юге и ливонской — на северо-западе. Обе были связаны с третьей вечной проблемой московской политики — отношениями Москвы с Польшей и Литвой».

Как мы уже отмечали, приоритетность восточного направления во внешнеполитической деятельности московских государей определилась предками Ивана задолго до него, и в вопросах покорения восточного соседа он не был пионером. Но именно ему принадлежит авторство полного покорения Казанского ханства и присоединения его к России, а затем и победы в астраханской кампании с тем же. итоговым результатом. Обе победы, казалось бы, впечатляющие, и если не проанализировать сложившуюся на тот момент ситуацию и не попытаться спрогнозировать внешнеполитическую обстановку России на ближайшее будущее, то дальнейшие шаги Грозного могут показаться вполне логичными, во всяком случае не противоречащими здравому смыслу. Он нападает на Ливонию и развязывает тяжелейшую для России и самую продолжительную в ее истории войну. И вот это решение Грозного и этот его шаг станет впоследствии предметом самых острых дискуссий в среде ученых историков, дискуссий, не утихающих до наших дней. А спорность вопроса заключена будет только в одном — в направлении, то есть в выборе для войны противника, сама же война, как таковая, признается неизбежной и необходимой. Знакомясь с трудами многих историков разных поколений, мы не найдем в них даже тени сомнения в необходимости для России на тот момент войны. Оспаривается только выбор соперника, а отсюда, соответственно, и театра военных действий. Как альтернатива наступлению на Ливонию приводиться только одна цель — Крым.