Они же спасут, верно?

– Эван, какого черта…

Это Уит, со своего места на полу, пытаясь не обращать внимания на боль в ребрах. Слезы оставляли у него на щеках соленые дорожки.

– Эван…

Грейс. Ее волосы, как огненное облако вокруг лица, карие глаза огромны, полны смятения… смятения и кое-чего похуже… Она поняла, что это предательство!

– Не делай этого! – проорал у него за спиной Девон. – Черт тебя дери, брат!

Эти парни заслуживают того, что их ждет. Если не он, это сделает его отец.

«Я никогда не позволю уйти вам всем», – сказал его отец.

«Сделай это, и я привезу сюда твою мать». Эван знал, что это вранье. Но еще он знал, что это единственный шанс не позволить чудовищу уничтожить всех, кого он любит.

Жертвоприношение. Отец требует это в обмен за титул.

Жертвоприношение. И к черту титул.

Он крепче сжал нож, молясь, чтобы его братья оказались именно такими, какими он их знал. Надеясь, что они окажутся лучше, чем когда-нибудь станет он. Через всю комнату посмотрел ей в глаза. Он мог читать ее мысли – всегда читал. Она не верила, что он это сделает.

Конечно, не верила.

«Она знала, что он ее любит».

Она мотнула головой, едва заметно, но он увидел.

Увидел и услышал слова, которые они шептали друг другу ночь за ночью: «Мы убежим. Мы все».

Но она не знала остального. Не знала, что его отец никогда не даст им уйти вместе. Не знала, что их единственный шанс на выживание – вот этот. Эван, который остается.

Он заслуживает того, чтобы остаться. Он не такой, как они… Он всегда хотел завоевать этот титул, что, вероятно, делало его таким же гадким, как их отец.

Но они заслуживают жизнь.

«Прости меня».

У него за спиной Девон поднялся на ноги.

«Спаси ее».

Он кинулся на нее, не в силах отвести взгляда от ее глаз – глаз, о которых мечтал каждую ночь. Глаз, которые любил едва ли не с первой секунды их встречи. Эти глаза будут преследовать его всегда. Вечно.

Они потрясенно, широко распахнулись. Затем в них возникло понимание. Затем страх.

Она пронзительно закричала, и лезвие вонзилось в плоть.

Резкий стук в дверь вырвал Эвана из воспоминаний, и, возвращаясь в настоящее, он едва не уронил бокал с виски, который небрежно держал в руке.

Эван стоял у окна, глядя вниз, на тихий сад, который всего неделю назад кишмя кишел гостями. Ночное небо было ясным, осенняя луна – почти полной, освещая крышу беседки за дальней тайной стеной. Место, где он в последний раз видел Грейс. Место, где она его оставила.

– Войдите, – отозвался он.

Дверь отворилась прежде, чем Эван успел договорить. Он обернулся и увидел О’Клэра, непогрешимого дворецкого, доставшегося ему вместе с лондонским домом. Казалось, тот не нуждается в полноценном сне, еде или личном времени.

– Ваша светлость, – очень отчетливо произнес О’Клэр, входя в комнату. – Там, внизу… джентльмены.

Судя по его выразительному тону, визитеры, кем бы они ни были, не прошли проверку дворецкого, и на данный момент Эвану этого вполне хватило. Посетители его не интересовали.

– Сейчас глухая ночь. Не знаю, кто они там, но пусть приходят в более подходящее время.

Дворецкий кашлянул.

– Видите ли, они не кажутся…

– Мы не из тех, кто сует нос в Мейфэр в подходящее время, герцог, – послышался голос из-за спины О’Клэра, глаза которого широко распахнулись, потрясенно и оскорбленно. Это могло бы позабавить Эвана, не будь он сам обескуражен ночным вторжением.

Дьявол подчеркнул сказанное пинком в дверь. Та распахнулась и ударилась о стену. Он вошел в комнату, а Уит остановился позади него, в дверях, скрестив руки на могучей груди – с головы до пят Зверь, каким называет его Лондон.

Уже не хилый недомерок.

Эван прищурился, глядя на братьев. Казалось, он призвал их своими воспоминаниями. Не повезло.

– Господа! Я вынужден настаивать… – О’Клэр, со своей стороны, был вне себя, но продолжал упорствовать. – Герцог не принимает.

– Ого! Неужели? – Дьявол хлопнул О’Клэра по плечу серебряным набалдашником эбеновой трости, продемонстрировав свой белый, страшный шрам на щеке. – Нет никакой нужды в церемониях, добрый человек, герцог просто счастлив нас видеть. – Он даже не взглянул на Эвана, сказав: – Верно, братец?

– Я бы не применял слово «счастлив», нет.

– Вот досада, – проскрипел от дверей Зверь.

Дворецкий покраснел, а Эван с трудом сдержал ругательство. Можно было бы и пощадить человека.

– Благодарю вас, О’Клэр.

Дворецкий перевел на него взгляд расширившихся глаз.

– Ваша светлость?

Впервые он решил ослушаться приказа?

– Вы мне сегодня больше не понадобитесь.

Хозяин явно не убедил О’Клэра, но все же слуга взял себя в руки.

– Разумеется. – Он коротко поклонился и направился к выходу из комнаты, но остановился, когда приблизился к стоявшему в дверях Зверю. – Прошу прощения, сэр.

Зверь что-то буркнул и слегка подвинулся – ровно настолько, чтобы пропустить дворецкого.

– Буду благодарен, если вы не станете досаждать моим слугам, – сказал Эван.

– У Зверя не шибко хорошие манеры.

Это, конечно, ложь. Манеры у них у всех безупречные, папаша об этом позаботился. Ему ужасно нравилась роль жестокого Пигмалиона, пока он не изобрел других забав. Зверь опять что-то пробурчал, а Дьявол обошел письменный стол и сел.

– Это стол старика?

– Да, – бросил Эван и потянулся, чтобы налить себе еще виски.

– Отлично, – сказал Дьявол и с глухим стуком положил на столешницу ноги в огромных тяжелых сапогах, испачканных неизвестно какой дрянью из Ковент-Гардена.

Эван его не осуждал. Он и сам ненавидел этот стол, как и все остальное в доме, принадлежавшее их отцу. Но будь он проклят, если покажет это.

Их что же, послала Грейс? После той ночи в его саду, в беседке, отправила братьев завершить дело, начатое ею год назад?

Неужели он просчитался?

Сердце заколотилось. Нет. Она не послала бы их выполнять за нее грязную работу. Она не из тех, кто уклоняется от сражения. И уж точно от сражения с ним.

Так почему она не явилась сама?

Он постарался успокоиться и в полном молчании наполнил свой бокал.

– И что дальше? Вы ввалились сюда для очередного раунда Кто-Убьет-Герцога?

Всякий раз, когда он встречался с этими двумя за последние два года, все заканчивалось битвой. И он всякий раз укладывал их на лопатки. Но каким-то образом получалось, что побеждали все равно они. У них есть дома, и семьи, и целый мир, дарующий им цель в жизни и радость существования.