И у них есть Грейс.

– А что, не самая плохая идея, скажи? – ухмыльнулся Дьявол. Его нарочито ковент-гарденовский говор предназначался Эвану с целью хорошенько его уязвить. И добавил: – Да ладно, братец, мы ж не монстры какие.

Стрела достигла своей цели.

Но он им этого ни за что не покажет.

– Разве? – небрежно отозвался Эван.

– Нет, – послышалось от двери. – Это всегда было твоей прерогативой.

Эван не поднял глаз, даже когда Дьявол восхищенно присвистнул и стукнул тростью по грязным сапогам. Вечный клоун.

– Вы только посмотрите! Ты сподвиг Зверя на целый монолог!

– Чего ты хочешь, Девон?

Он назвал его этим именем, данным ему при крещении, с рассчитанным риском, мгновенно окупившимся наступившей тишиной. Эван повернулся и взглянул на брата, который сверлил его глазами. Беззаботность ушла из голоса Дьявола, когда тот произнес:

– Напоминаю, что только у одного из нас есть имя, которое может отправить его на виселицу.

Эван не ответил. У них в течение двух десятков лет имелись все возможности разоблачить его как герцога-самозванца, но они ими почему-то не воспользовались. На этот счет он сейчас не волновался.

Хотя бывали дни, когда мечтал об этом.

Дьявол снова ткнул тростью в сапог. Раз, второй, неторопливо, окидывая Эвана взглядом с головы до пят.

– А ты изменился.

Он знал, что они видели на том ринге год назад, когда он встретил Грейс после того, как целую вечность не искал ее в числе живых. Когда не защищался от ударов. Когда она сразила его точным ударом – знанием, что он никогда не будет достоин девушки, которую любил прежде.

Что той девушки больше не существует.

Эти двое видели его фиаско.

Он знал, что они видят сейчас. Он стал крупнее, чем в ту их последнюю встречу. Шире в плечах, более мускулистым. Щеки выбриты, не запали. Тело здоровее – и разум тоже.

Он был готов к этому, крупнейшему сражению в его жизни.

– Говорил же тебе, – пробурчал Зверь от двери.

– М-м-м, – задумчиво протянул Дьявол.

Зверь буркнул что-то в ответ.

Вспыхнуло раздражение.

– Вы двое явились сюда, чтобы побеседовать без моего участия или…

– Ты ее видел?

Эван застыл, услышав вопрос, и по телу пробежало возбуждение. Она им не сказала. Они не знают, что она нацепила маску и пришла на бал. Они не знают, что она танцевала в его объятиях. Не знают про сад. Про беседку.

Про фантазию.

А это значит, что она решила сохранить все в тайне.

Он сидел, стараясь не выдать своих мыслей, широко раскинув руки по спинке кресла, стоявшего лицом к Дьяволу, который сидел напротив. Сделал глоток виски, неторопливо, уверенно. И соврал:

– Нет.

Зверь прорычал что-то невнятное.

Дьявол внимательно смотрел на него, постукивая этой инфернальной тростью; словно вода капала на камень.

– Я тебе не верю.

– Я ее не видел, – проговорил он, стараясь не обращать внимания на то, что эти слова вызывают в воображении все те образы, в каких она перед ним предстала – то, как ее губы изгибаются в улыбке, предназначенной только ему; то, как ее голос словно омывает его после стольких лет; нежную кожу ее грудей в своих руках; ее бедра, сжимающиеся вокруг него; ее вкус.

– Ты хочешь нам сказать, что вернулся не ради нее? – спросил Дьявол.

Эван не ответил. Не мог. Голос ему не повиновался.

Разумеется, он вернулся ради нее. Он всегда будет возвращаться ради нее.

Снова ворчание в тишине.

Он метнул взгляд на дверь.

– Что, у тебя сложности с речью? Слишком часто били по голове?

– Думаю, тебе лучше не подбрасывать ему мысли насчет ударов по голове, герцог, – посоветовал Дьявол. – У него руки чешутся добраться до тебя.

Эван прищурился, глядя на Зверя.

– В прошлый раз у тебя не очень хорошо получилось.

– Ты гребаный ублюдок, – рыкнул Зверь, отрываясь от дверного косяка. – Ты чуть не убил мою жену. На этот раз я не придержу удар.

Эван едва не вздрогнул. Он не собирался намеренно причинить вред леди, она просто оказалась в доках, когда идиот, которому он заплатил, чтобы наказать братьев, уничтожил принадлежащий им груз. Его Бесперчаточники перевозили под покровом ночи. Бесперчаточники в Лондоне проводили множество деловых операций, одни открыто, другие тайно, но основной доход получали от контрабанды, и Эван нацелился именно на этот бизнес, зная, что его истребление приведет к их краху.

– Не она была моей целью.

– Конечно, нет. Мы, – произнес Дьявол со своей стороны стола.

Эван повернулся к нему.

– Я должен был вам отплатить.

Они сказали ему, что Грейс умерла, и это его уничтожило. Превратило в неуправляемого безумца. Наполнило гневом и жаждой мщения. И он был готов на все, лишь бы погубить этих негодяев.

Но она оказалась жива.

А значит, ожила и надежда.

Он посмотрел на Уита.

– Леди Генриетта мне очень симпатична. – Он помолчал. – Она больше не леди Генриетта, верно? Миссис Уиттингтон. – В животе все сжалось, но он не обратил на это внимания. – Мне говорили, вы ждете ребенка. Мои поздравления.

– Держись, черт тебя побери, подальше от моей семьи.

Уит вошел в комнату и направился к нему, но Эван не шелохнулся, зная, что отступать и дергаться нельзя.

– Твоя семья меня не волнует, – сказал он.

Вранье. Семьи обоих братьев вызывали в нем огромный интерес. Ему всегда казалось, что иметь семью – это примерно то же самое, что владеть единорогом или обнаружить русалку в ручье загородного имения.

Еще будучи детьми, они заключили пакт – в темноте, едва оправившись от истязаний отца. Кто бы ни стал герцогом, это будет последний Марвик. Он не доставит их родителю удовольствия иметь наследников.

Эван никогда не позволял себе даже воображать своих детей. Но сейчас… его братья… У них дети есть, и он пытался себе представить этих юных отпрысков. Унаследовали ли они янтарные глаза, общие для всех братьев? Улыбается ли дочь Девона так же широко, как ее отец? Настолько ли она умна, как ее мать? Вырастет ли малыш Уита таким же преданным, как его отец?

И каким бы стал ребенок Эвана, если бы он не выиграл герцогство, а лишился его?

Впрочем, все это он держал при себе.

– Суть вот в чем: я пришел за тем, что любите вы, потому что вы лишили меня того, что люблю я, – проговорил он. – Вы сказали мне, что ее нет в живых.