Снуи порхал впереди, как бабочка. Мы везли наши санки, и я косилась на Берти каждые десять секунд. А он на меня — каждые пять.

Я всё никак не могла нормально идти: петляла, как долбанный зайчик, подпрыгивала и скакала. На сердце у меня было так легко, будто с него свалился огромный камень. Валун размером с планету, не пойми кем туда установленный обелиск.

Хотя, возможно, никакого камня и не падало: просто там, в сердце, поселился Его Легчайшество Голден-Халла. И теперь сыщик деловито обустраивался в левом предсердии, инициировав страшную неразбериху перестановки, пытаясь втиснуться там с комфортом, наравне с другими хорошими людьми.

И ведь втиснется, не сомневаюсь…

— Перестань на меня смотреть, пожалуйста! — вдруг со смехом попросил Берти.

— Почему? — удивилась я.

— Ты просто неприлично сияешь. А я, джентльмен, не могу отвернуться от прекрасной дамы. И в итоге у меня будет ожог сетчатки. Так себе сувенир из отпуска. Хотя, если очень надо, я готов потерпеть.

— Ага, понятно, значит, сегодня ты Голден-Пахлава: мастер сахарных речей. Но не переслащивай, пожалуйста! Я ж из-под-полы-торговец, не забывай: сурова, беспощадна, немила.

— Да без проблем. Давай тогда заключим строгий официальный договор: ты отворачиваешься, я умолкаю.

Мы попробовали. Уже через пару минут стало скучно, и разговор, а вместе с ним переглядки, начался опять.

До призрачной деревни оставалось каких-то пару километров. Мы весело, взахлеб болтали, то и дело посыпая шутки флиртом на грани провала. Тот редкий случай в моей жизни, когда это казалось прямо очень уместным.

Вокруг было тихо, безмятежно и радостно.

Одним словом — утро.

Думаю, в этом и заключалась внезапность всего, случившегося дальше. Ведь когда ночь уходит, кажется, что всё неизвестное растворилось вместе с ней. Бояться нечего. Утро — умытое и светлое — будто гарантирует тебе безопасность. Я почти не помню историй, где что-то плохое случалось бы утром. Человек расслабляется, видя, что небо сладко жмурится на него.

А жаль.

Очень жаль.

Рык снежного волкодлака застал нас врасплох. И опередил само чудовище на каких-то пару секунд.

Скорее всего, зимняя тварь, худший из хищников Лилаковых гор, давно сидел в засаде неподалеку, привлеченный теплом шалаша. И, убедившись, что жертв немного, решился напасть.

Ярко-синяя шкура на фоне молочного Ничего мелькнула так быстро, что если бы я моргала в этот момент — могла и вовсе его не увидеть.

Студеные волкодлаки быстры и безжалостны. Говорят, их седой вожак — воплощение Холода. Не такого, что щиплет за щеки румянцем, а такого, что уничтожает идею самой жизни. Останавливает ее — натурально — тормозя в нас движение атомов и молекул…

Я успела уклониться от твари — чудом, не иначе. Волкодлак в огромном прыжке пролетел над санками, сшиб с них наш сундук и, глухо зарычав, развернулся. Лазурная шерсть на загривке встала дыбом. Размером хищник был с полуторогодовалого теленка.

— Спина к спине, Тинави, — напряженно сказал Голден-Халла, пока тварь, припав на передние лапы, истекала слюной и гневом, выбирая на кого из нас прыгнуть теперь.

Не успела я удивиться предложению сыщика: монстр один, а нас двое — зачем же спина к спине? — как из тумана выступила еще дюжина рычащих теней.

М-да. Ну, тут, наверное, можно и заканчивать.

…Снуи тоже решил, что конец неминуем. Снежный дух взвизгнул и исчез из видимости, улепетнув. Прощай, мой хрустальный дружок!

Мы с Берти встали в оборону, и Голден-Халла протянул мне свой нож, а сам сложил руки в подготовительную маг-позицию.

— А вот и беда от Травкёра, да? — усмехнулся сыщик. — Жаль, что мы не успели снивелировать её чем-нибудь инициативным! Придется отдуваться по полной программе.

И действительно, вокруг нас собралась целая стая истекающих слюной врагов.

Я мысленно позвала:

— Унни! Забудь сегодня о просьбе наставника, открой мне доступ ко всем сферам, я тебя очень прошу! Мы иначе просто не выстоим!

— Я не могу…

— Теннет поймет! Не может не понять!

— Да не могу я! Он повыдергивал все подключения вручную, нам изнутри их не перезагрузить!

— Не знаю, о чем ты, но если выживу — убью гада нахрен, — мрачно пообещала я.

— Госпожа Ловчая, пс! Не зевай, давай по накатанной! — крикнул Берти, уже создавший вокруг нас защитную сферу.

А дальше всё завертелось.

Волкодлаки — голодные и обрадованные редкому завтраку — озверело бросались на преграду. А мы — и впрямь, по уже отработанному сценарию — работали в паре. Халла колдовал, а я напитывала его энергией.

Мы могли продержаться так достаточно долго. Но не вечно, к сожалению. Потому что голод волков не знал никаких границ или расписания, в отличие от колдовства. Ведь даже карлова магия не может быть бесконечной. Даже у бога в руках, а что уж там говорить про меня, горемычное подмастерье…

Волки сначала кидались на купол по очереди, будто соревнуясь, кто первый его сломает, а потом начали делать это одновременно. Мы оказались заперты в темноте, создаваемой массой холодных аквамариновых шкур.

Я поняла, что пришел Господин Трындец, когда не смогла залечить очередной порез Голден-Халлы. И тотчас сама осела на снег, чувствуя, как мутит меня от слабости и безнадеги.

— Унни! — вслух застонала я.

Теневые блики промолчали. И в данном случае не из вредности, а потому, что всю силу, которую они еще могли пропускать сквозь меня, они теперь направляли в мой организм — чтобы не окочурилась раньше времени. На разговоры мощности уже не хватало — как тому сигнальщику от Травкёра.

— Всё, что ли, кончилась наша удача? — вздохнул Берти, краем глаза увидев, как по его руке стекает струйка крови. — Унни её зовут? Интересно.

— Иссякла, исчерпалась и сошла на нет! — лежа на снегу, максимально бодро отрапортовала я.

— Какая непостоянная! И трех дней-то не выдержала, ой-ой! — Голден-Халла вымученно засмеялся.

Из носа у него тоже текла кровь — маков цвет, симуляция весны. И капала с уголка рта — магический перенапряг, одинаковый во всех традициях. Маг-браслеты опустели. Я знала, что еще пару минут — и Берти просто рухнет рядом со мной и отрубится, но ничем не могла помочь.

— Ужасная, просто ужасная дама! — продолжала трепаться я. — Всего-то и помогла нам пережить великанов, ущелье, метель и корону. И подарила вчерашний опыт. Кошмар, почему так мало? Я возмущена!

— Подадим петицию? — предложил Берти, уже медленно оседая, но пока не отпуская формулу.

— Кровью распишемся!