Лейба усмехнулся, оценив шутку, но Сазан, мотнув головой, полез в карман и достал монету.

– Сколько бы вы за нее дали, господин Штерн? – сказал он почти трезвым голосом.

Антиквар взял в руки монету, ожидая очередного мошенничества, стал разглядывать ее в лупу, и его густые кустистые черные брови поползли вверх от удивления.

Бросив монету на стол, заваленный разным антикварным хламом, Генрих схватил свои фолианты и судорожно пролистал, словно боясь поверить, что держит в руках подлинник, который можно выгодно перепродать.

Но и проверенные годами книги утверждали, что в его руках самый настоящий карфагенский статер.

– Да, я готов приобрести ее, – бесстрастным голосом заявил Генрих, накрывая статер ладонью, словно боясь, что старик передумает. – Я дам вам триста рублей. Предупреждаю, ни один антиквар в Одессе не даст больше. Это ее красная цена.

Сазонов облизал языком пересохшие губы и кивнул:

– Согласен, мил человек.

Генрих фон Штерн быстро отсчитал три сторублевки, и монета отправилась в одну из его многочисленных шкатулок.

Сазан поднял руку, прощаясь с антикваром, и троица вышла на улицу.

– Вы были добры ко мне, ребята. – Ротмистр достал из кармана сторублевки и дал братьям по бумажке. – Поэтому делим все по-честному, поровну.

Гойдманы переглянулись. Действительно, как говаривал их отец, еврейское счастье переменчиво.

Ну кто мог предположить, что они поймают удачу за хвост в кабаке на Тираспольской и что госпожа удача явится в облике спившегося старика?

– Сазан, ты говорил, у тебя есть еще. – Лейба уже не помнил, произносил ли старик такие речи, головокружение от успеха затмило ему разум, но вопрос казался логичным: Сазан вполне мог найти целый клад, а не один статер.

Дед закивал:

– Говорил, точно. Есть еще монетка. Хотите, чтобы мы тоже толкнули ее?

Шепсель сжал его сухой локоть.

– Мы можем этого и не делать, – ласково сказал он, поддерживая старика, как старого миллионера, готового завещать им свое состояние за хорошее обращение. – Ты хочешь похмеляться каждый день? Тогда придется расставаться с монетками. Видишь, наши торговцы не собираются брать их в качестве оплаты.

Сазонов крякнул и кивнул:

– Верно, ребятки. Давайте завтра встретимся в кабачке на Тираспольской. Я принесу другую монетку, и мы снова пойдем к Штерну.

Шепсель покачал головой:

– Нет, Сазан, к Штерну мы не пойдем. Я знаком с антикваром, который даст больше. Чтобы хорошо заработать, нужно походить по разным лавкам. Поверь нам, мы знаем толк в этом деле.

Сазан не возражал. Глаза его начали слипаться, голова постоянно падала на грудь.

– Дед, куда тебя отвезти? – поинтересовался Лейба. – Мы наймем извозчика. Скажи адрес.

Но, на их удивление, ротмистр будто пришел в себя.

– Я сам найму извозчика, – буркнул он. – Завтра в два часа в кабаке. А теперь, – он освободился из цепких объятий Гойдманов, – прощайте, молодые люди. – Шатаясь, ротмистр зашагал по улице, оглядываясь, наверное, в поисках извозчика.

Гойдманы переглянулись. Они поняли, что, как бы ни был пьян Сазан, он держит в голове мысль о том, что незнакомых людей нельзя пускать в свое жилище. Любой, зная о ценных монетах, захочет его ограбить – и тогда не видать ему ни денег, ни ежедневной опохмелки.

Это укрепило Гойдманов в мысли, что Сазан нашел не одну и не две монеты. Старик отрыл целый клад… И грех этим не воспользоваться. А им выдает, как говорил их папаша, в час по чайной ложке, чтобы не сбить цену и не засветиться.

Шепсель сунул в руку Лейбы мелкую монету:

– Ну-ка, братец, гони за этим хитрецом. Выведай, где он живет, а утром мы придем к нему в гости, причем Сазану не придется нас принимать.

Брат хитро улыбнулся. Он понял, что утром Шепсель хочет ограбить Сазана: тот по дороге к Штерну проговорился, что по заведенному порядку, в девять часов прогуливался по рынку, прицениваясь к товарам и торгуясь, но почти ничего не покупая, только немного еды.

– Заметано! – Старший Гойдман припустил за стариком, боясь, что отставной военный уже поймал извозчика, но тот, судя по всему, и не собирался этого делать.

Немного поплутав по узким улочкам Одессы, он остановился возле нового двухэтажного дома из красного кирпича с надписью «Номера».

Такие здания строились на окраине и ближе к центру города сплошь и рядом. После отмены крепостного права в город ринулись тысячи крестьян, надеясь найти работу. Обилие дешевой рабочей силы привело к обогащению тысячи мелких и средних предпринимателей. Они «потянули» за собой интеллигенцию: медиков, адвокатов, банкиров. Большинство этих людей были недостаточно состоятельными, чтобы купить квартиру, но вполне могли ее снимать. Тут и там как грибы росли доходные дома.

Братьям было известно, что в этом районе сдавались по дешевке меблированные комнаты с тараканами и клопами в придачу. То, что старик снимал подобное жилье, не показалось Лейбе странным: судя по всему, ротмистр совсем недавно откопал сокровище и не накопил достаточно денег на приличную комнату.

Спрятавшись за морщинистым коричневым стволом старой акации, Лейба проводил его глазами, а потом вошел в помещение и осведомился у швейцара, щедро снабдив его пятирублевкой, в какой комнате обитает Сазонов.

– Второй этаж, пятый нумер, – отчеканил швейцар в потрепанном мундире, с лицом хронического алкоголика, как потом выяснилось, брат хозяйки, пряча пятирублевку в карман. – Если бы я получал пять рублей за каждого отставного ротмистра, то мы с сестрой открыли бы фешенебельную гостиницу. – Он улыбнулся и подмигнул: – А чем примечателен этот старик?

Лейба не мог похвастаться быстрой соображалкой, поэтому пробормотал:

– Он напоминает мне одного человека, который когда-то занял у отца большую сумму денег и не отдал. Папаше после этого пришлось туго, а старик исчез. Плохо, что я тогда не спросил его фамилию. – Он послал швейцару ответную улыбку. – Не удивляйся, если увидишь нас здесь с братом. Мы хотим понаблюдать за ним, прежде чем устроить допрос.

Швейцар пожал плечами, и его старый засаленный мундир захрустел.

– Мне нет до этого никакого дела, – признался мужчина. – Впрочем, ничего плохого об этом Сазонове сказать не могу. Только если вы хотите, чтобы он вернул деньги вам – гиблое дело. Похоже, он давно не держал в руках ничего больше двугривенного.

Лейба присвистнул:

– Но поговорить-то с ним должны. Его обман свел папашу в могилу. Тягостные воспоминания. – Он хотел пустить слезу, но ничего не получилось. – Наше вам с кисточкой.