Бросив клинок на стол, Штерн встал и начал рыться в шкафу в поисках фолиантов, потом, достав один из них, затертый до блеска, долго листал его, ища нужную информацию, слюнявя палец, пока наконец не нашел то, что нужно.

Несколько секунд антиквар молчал, не зная, как сообщить новость самому богатому человеку города.

Фришин почувствовал неладное и оперся руками о стол:

– Ну, что? Говорите.

Генрих нервно сжимал и разжимал пальцы.

– Мне очень трудно сказать, господин Фришин, но это подделка, к большому моему сожалению. Скифское золото должно отливать червонной патиной, а в этом сплаве я не вижу отлива, как ни стараюсь. Но подделка очень искусная. – Он бросил мимолетный взгляд на Шепселя, на его непроницаемое лицо. – Неудивительно, что она ввела вас в заблуждение. Ох уж эти мошенники-крестьяне…

Адольф издал горестный возглас, схватил кинжал, не представляя, что станет с ним делать – разве заколет мошенника-крестьянина, если, конечно, когда-нибудь встретит – того уже и след простыл, – и ринулся из музея, явно не к славе.

Шепсель, не сказав ни слова и не объяснив, для чего наведался к Штерну, вышел за соперником, минуту глядел ему вслед, усмехнулся и направился в обратную сторону.

Когда до его дома оставалось несколько шагов, он остановился у дуба с толстым стволом и тихо свистнул.

Из густых кустов сирени вынырнул тот самый чумазый крестьянин, который еще несколько минут назад так сокрушался по кинжалу. Он снял кепку, достал платок и вытер чумазое до неузнаваемости лицо.

Шепсель хлопнул его по плечу.

– Иногда ты, Лейба, поражаешь меня своей актерской игрой, – сказал он и рассмеялся. – Но тебе известно, я никогда не возражал, если она приносила нам деньги. Сегодня мы заработали десять тысяч. Ты ловко подменил подделку на подлинник, когда рыдал над клинком. Давно же у нас не было такого крупного улова. – Он потер руки и произнес уже деловым тоном: – Сколько мы сегодня заработали? Обалдеть. Правда, придется отстегнуть тысчонку и Рахумовскому, нашему талантливому мастеру. Но нам с тобой останется по четыре тысячи. Продолжим работать над собой – и мы достигнем большего.

Очень довольные, они направились в свою каморку, скудно обставленную, напоминавшую второсортную каюту на корабле, с маленькими оконцами-иллюминаторами: в последнее время братья не могли позволить себе снять жилье получше, переоделись и по дороге к старому доброму другу Семену пропустили по стаканчику в кабаке.

За все время Шепсель всего один раз подумал о бедном Фришине. Бедном… Нет, его состоянию они не нанесли большой урон, но, может быть, Малка сегодня немного по-другому посмотрит на нового мужа. Ловко же они его провели…

Несмотря на то что его, Гойдмана, Штерн и ему подобные называли «неучем» и он действительно университетов не кончал, простой парень из сапожной лавки многое узнал, читая толстые книги.

Скифское золото должно отливать червонной патиной. Опытный коллекционер, каким мнил себя Адольф, увидел бы подделку.

Имя Фришина и на этот раз не будет красоваться золотыми буквами в Зале мировой археологии. Что поделать? Кажется, французы говорят: «Се ля ви».

– Мой друг, скорее всего, отправится в полицию, а вечером будет плакать на коленях у моей Малки, пачкая ее новый жакет. Ох, как бы я хотел увидеть эту картинку! – Шепсель вдруг оскалился, как злобный шакал, и гладкие щеки прорезали морщины. – Ты узнаешь, что ничто в этом мире не проходит бесследно, негодяй.

Лейба ободряюще похлопал его по плечу:

– Да забудь ты все обиды… Давай поедем в Одессу и там посидим в нашем любимом кабачке на Тираспольской. Шо скажешь? Мы богачи, нам не хватает только короны.

Шепсель вдруг улыбнулся, сменив гнев на милость. Что ни говори, а брат многому у него научился.

Он прав, где же еще нужно отметить успех в такой крупной афере, как не в родном городе, который взрастил и воспитал их? Только в Одессе и только на Тираспольской, где подавали прекрасное пиво и водку в запотевшем графине с в меру соленой рыбкой любого сорта.

– Едем в Одессу немедленно, – распорядился младший Гойдман, снова вернув былую деловитость и живость. – Едем и гуляем так, чтобы на Молдаванке было слышно. Кстати, – он поднял вверх короткий указательный палец, – ты что-то сказал про корону. В следующий раз короной и займемся.

Говоря об этом, Шепсель не лукавил. Так получилось, что, отыскивая человека, который мог бы сделать настоящее произведение искусства, он напал на талантливого мастера – Израиля Рахумовского, выходца, как и он сам, из бедной еврейской семьи.

Только, в отличие от Гойдманов, Рахумовский родился в небольшом провинциальном городке Мозыре в Белоруссии, учился в школе при синагоге, и набожные родители готовили его к карьере раввина, да только склонности к такой деятельности их мальчик не испытывал.

Он мог часами любоваться ювелирными изделиями и антиквариатом в лавках магазинов, а потом, уже подростком, рванул в Киев, надеясь, что там, в знаменитых граверных мастерских, найдется человек, который научит его всем премудростям.

Однако такого человека не нашлось, и бедному юноше пришлось до всего доходить самому.

Шепсель Гойдман отыскал его в Одессе – где ж еще? – однажды подслушав разговор двух хорошо одетых господ, на сытых лицах которых тем не менее читалось умение обмишуривать людей, о мастере, которому они не раз заказывали вещички, выдавая их потом за шедевры известных мастеров.

Шепсель очень хорошо запомнил имя – Израиль, – ну а потом через друзей с Молдаванки ему не стоило никакого труда отыскать беднягу мастера, так нещадно эксплуатируемого торговцами.

Правда, захомутав Рахумовского, Шепсель мало чем отличался от других эксплуататоров, но платил больше, и Израиль с удовольствием изготовил кинжал, на котором и погорел Фришин.

Для Рахумовского обещанная тысяча была большими деньгами, младший Гойдман не сомневался, что он останется доволен и изготовит для них еще одно произведение искусства. Какое точно, Шепсель пока не решил, но оно будет грандиозно и явно затмит кинжал.

Дивногорск, наши дни

На следующий день Игорь, как и обещал, отправился на встречу с французами в музей и провел там более часа.

Мсье Мортье обещал щедро заплатить, если груз будет доставлен в Санкт-Петербург без сучка без задоринки.

Во всяком случае, так перевела ему Галина и подмигнула.

– Сколько человек в вашем частном самолете? – поинтересовался Игорь.

– Трое, кроме вас, – вмешался Жерар. – Мы с Мортье и еще наш охранник. – Он скривился. – Я всегда считал его бесполезным. Кто может угрожать нам в воздухе? Ясное дело, никто. А в аэропорту нас встретят.