«Популярность эта вовсе не идет на пользу престолу или престижу императорской фамилии. При возможности всяких смут после войны надо быть начеку и наблюдать зорко за всеми ходами для поддержания сей популярности».

Со вступлением в войну Турции, каковым фактом это государство само разрушило исповедовавшийся раньше на Западе принцип неприкосновенности ее владений, пожелания держав расширились и распространились на Египет, Малую Азию и район проливов.

Англия, обеспокоенная обороной Суэцкого канала, через который лежали кратчайшие и удобнейшие пути сообщения с ее собственными и французскими колониями, 18 ноября 1914 г. сообщила через своего посла в Петербурге русскому министру иностранных дел о ее желании присоединить Египет, так как, по ее мнению, при создавшемся положении только такое присоединение может обеспечить английские интересы. С.Д. Сазонову ничего не оставалось, как выразить свое полное согласие на это мероприятие, так как лишь в конце октября Э. Грей уверил графа Бенкендорфа, что в случае поражения Германии вопрос о судьбе проливов и Константинополя может быть разрешен только согласно русским пожеланиям.

Что касается Малой Азии, то для установления оснований ее режима в январе 1915 г. существовало предположение съехаться в Париже. Главным камнем преткновения являлась Смирна, на которую претендовала Греция; но названный пункт интересовал и Францию, которая видела в нем важный узел французской железнодорожной сети.

Наконец, проливы. Основываясь на словах великобританского министра иностранных дел, уже приведенных выше, и учитывая жертвенность, проявленную Россией в течение первых месяцев войны, русский министр иностранных дел в конце февраля 1915 г. после предварительного обмена мнениями с Верховным главнокомандующим высказал союзным правительствам, что целью утверждения в проливах Россия ставит обеспечение себе выхода в свободное море как в мирное, так и в военное время. Однако недавние примеры попрания актов, обязывавших к уважению нейтралитета, а также меры, принимавшиеся Турцией за последние годы в проливах с громадным ущербом для нашей торговли, являются доказательством, что только прочное обоснование наше в проливах сможет служить гарантией того, что Россия будет в состоянии отразить всякую попытку запереть ее в Черном море. Никаких земельных приращений ради увеличения территории Россия не ищет, и поэтому правительство озабочено определением того минимума земель, присоединение коих необходимо для достижения намеченной выше цели.

При этом экономические интересы Румынии, Болгарии, Турции в ее новых границах, а также интересы европейской торговли будут Россией приняты во внимание.

На эту декларацию французский министр иностранных дел ответил, что если бы оказалось, что Россия захочет утвердиться не только на европейском, но и на азиатском берегу проливов, то должно ожидать, что это стремление вызовет некоторый отпор среди держав и европейского общественного мнения. Нынешние воззрения на свободу морей, заявил Делькассе, исключают переход в полное обладание одной державы какого-либо пролива, имеющего значение с точки зрения общемеждународных интересов. В виде примера он привел Гибралтарский пролив, в районе которого Танжер сохранил независимость от Англии.

Для обсуждения спорных вопросов, касающихся проливов, Делькассе усиленно рекомендовал свидание трех министров, но Сазонов отверг эту мысль, ссылаясь на невозможность отлучиться из Петрограда даже на самое короткое время.

Тем временем меморандумом великобританского посла в Петербурге от 12 марта 1915 г. великобританское правительство выразило полное и окончательное согласие на разрешение вопроса о проливах и Константинополе согласно желаниям России с некоторыми ограничительными условиями, обеспечивающими свободу торговли, транзита и прохода через проливы коммерческих судов.

Такое же согласие было получено впоследствии и от французского правительства, предписавшего своему послу в Петрограде М. Палеологу сделать русскому министру в письменной форме заявление о Константинополе и проливах, идентичное с тем, которое им получено было от великобританского посла.

Как будет изложено несколько дальше, Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич никогда не считал возможным осуществление задачи по овладению проливами вооруженной рукой. Он поэтому считал необходимым довольствоваться одним дипломатическим заявлением наших союзников об их согласии на разрешение в случае победоносного окончания войны вопроса о проливах согласно нашему желанию. Задача эта, как мы видели, была русскими дипломатами разрешена благополучно, но насколько правы были те, кто говорил, что только добытое «кровью и железом» может считаться прочным! Дележ шкуры неубитого медведя оказался занятием более чем праздным!

1. Два кандидата

Император Николай II был, несомненно, человеком с неустойчивой волей. Упорство в нем причудливо сочеталось с полным безволием. Вместе с тем он не выносил над собой чужого влияния, всегда его чувствовал и склонен был, часто без оснований, поступать наперекор советам лиц, которым он почему-либо не доверял.

Отсюда его поспешное стремление поскорее удалить от себя всех министров своего отца, пользовавшихся известным авторитетом, и окружить себя в большинстве случаев людьми угодливыми, податливыми, которые не утомляли бы его своими твердыми и определенными докладами.

Присущее упорство, опиравшееся, быть может, на мистическое чувство «непогрешимости Божьего помазанника», каковым себя полагал император Николай, приводило этого глубоко несчастного и лично симпатичного человека под незаметным воздействием чужой непреклонной воли к поступкам иногда совершенно необъяснимым. Лучшим примером тому может служить результат известного свидания русского императора с германским императором Вильгельмом II в Бьерке 11 июля 1905 г., во время которого император Николай, будучи в союзе с Францией, подписал от лица России оборонительный договор с Германией, доставивший впоследствии много хлопот русскому Министерству иностранных дел.

В сущности, столь же нелогичными актом с точки зрения самодержавного принципа, которым до последних дней своего царствования руководился император Николай, было также подписание им акта 17 октября 1905 г., устанавливавшего начало перехода России к конституционному строю. Император Николай сам признавался, что этот акт был им дан в припадке «лихорадки», охватившей двор под влиянием революционных событий в России 1905 г. Только искреннее убеждение графа Витте, поддержанное великим князем Николаем Николаевичем, и твердое слово Д. Трепова, которому царь безгранично верил, решили дело.

Но этих насилий над собой император Николай никогда не прощал. Всю свою остальную жизнь он таил недоброжелательное и недоверчивое чувство к своему «либеральному» дяде. Лишился вскоре влияния и граф Витте, не миновать бы немилости, вероятно, также и Д. Трепову, если бы последний весьма скоро после своего поступка не скончался от сердечного припадка.

Чувство недоверия и некоторой зависти к растущей популярности великого князя Николая Николаевича особенно укрепилось под влиянием императрицы Александры Федоровны и дворцовых настроений, ее окружавших.