В нашу сторону продвигается еще одна птица, но потом теряет интерес и убегает по своим пернатым делам.

Кажется, Ганке все это вообще не волнует. Он смотрит в свой телефон с усилителем вайфая, снова и снова переворачивая его в руке, а потом нажимает несколько кнопок.

– Кажется, только поцарапался, – произносит он.

С крыши здания справа на стоящий поблизости автобус прыгает еще одна птица. Заднее стекло лопается, и по земле рассыпаются осколки. Я вздрагиваю от громкого звука, но Ганке даже не запинается и продолжает говорить:

– Починить должно быть не сложно. Наверное, надо будет заглянуть внутрь… кстати, а кто эти крылатые существа? Ты о них что-нибудь знаешь?

– Вообще, возможно, ты знаешь о них даже больше, – говорю я, хватая Ганке за плечо и пригибаясь от пролетающего над нами металлического цветочного горшка. Горшок летит дальше по улице, и до нас доносится кошачий вопль.

– Не так много, – отвечает Ганке.

Еще одно пернатое существо спрыгивает с фонарного столба и усаживается на мусоровозе. Водитель вскрикивает и пулей вылетает из кабины. В панике он бежит прочь по улице. Птица-мутант, которая неслась за ним, замечает двух мужчин, идущих за руку, хватает одного и бросает на землю. Второй мужчина кричит, видя, как страшное создание валит дорогого ему человека и сжимает зубы на его запястье. Я вскрикиваю и слышу вопль Ганке. Рефлекторно выставляю руку перед другом, отодвигаю его назад, а сам шагаю вперед, оказываясь между ним и этими… мини-стервятниками.

Как называют детенышей стервятников?

Цыплята? Стервята?

Сердце колотится. Наверняка я могу сделать хоть что-нибудь, неважно, есть на мне костюм или нет. Вокруг нас только обломки, дерево, перевернутые мусорки и посуда с приборами из ресторана. Есть еще железный цветочный горшок… именно. Идеально!

Я бросаюсь за деревянной ложкой и металлическим горшком, а затем принимаюсь колотить одной об другое.

– Эй! – кричу я, не переставая мучить металл и глядя на птицу, которая вцепилась в запястье мужчине. Глаза у лежащего на земле человека быстро будто вспыхивают, а затем тухнут. Его партнер застыл в ужасе. Крылатое существо обращается к новой жертве.

«Беги!» – хочу я закричать, но уже поздно. Стервятник бросается на второго мужчину, и все повторяется снова: недолгая борьба, укус и… все.

А потом стервятник поворачивается и смотрит на нас.

Ступает вперед, и я замечаю огромную птичью ногу, на которой болтается порванная туфля. После каждого шага на земле остается похожий на вилку след. Я отступаю назад.

– Э-э-э, Майлз? – спрашивает Ганке позади меня скрипучим и дрожащим голосом. Я все еще пытаюсь закрыть его рукой. Затем я злюсь на птицу, которая нависает над нами, будто мы беспомощная добыча.

– Хочешь закончить, как тот твой дружок? – спрашиваю я существо. – Если нет, убирайся!

Перья врага одно за другим встают дыбом, плечи поднимаются, а затем в стороны раскрываются огромные крылья. Теперь птица стоит достаточно близко, чтобы можно было рассмотреть каждое перышко и понять, кто это. Лицо… Худое лицо с четкими скулами и нос, теперь изогнутый клювом. Острый взгляд некогда голубых глаз… Это мистер О’Флэниган!

У классной доски, когда он заметил мою невнимательность, наш учитель смотрелся довольно устрашающе. У меня нет никакого желания выяснять, что он может сотворить со мной, когда у него есть крылья, когти и огромный клюв. К тому же теперь он на метр выше меня. Какая ирония: преподаватель биологии, который буквально пару дней назад рассказывал о том, какими жуткими способами пауки расправляются с врагами, пытается убить меня, превратившись в своего рода биологическое оружие.

В кармане пикает телефон – на нем играет тема, которую я придумал для Человека-Паука на основе старой школьной песенки. Я говорю «ответь» своему смартфону, пытаясь не занимать руки.

– Майлз! – говорит Питер.

– Питер, где ты? У нас тут с Ганке происшествие.

– Ох, – говорит Питер и прокашливается. А дальше продолжает высоким голосом, очень высоким… и это странно. – Майлз… это твоя учительница, – почти пищит он. – Миссис… миссис Делавэр.

Я смеюсь, хотя на нас по-прежнему надвигается жуткий гибрид человека и птицы, и нам приходится пятиться.

– Ганке теперь все знает, – говорю я Питеру. – Можешь не притворяться. Но миссис Дэлавер… Очень убедительное имя.

– Ну, я пытался. Когда ты убежал, снова позвонила Вив. Сказала, мне срочно нужно в центр. Этот кошмар творится не только в Бруклине…

– О-о-о боже! – вскрикивает Ганке. – Этот голос я узнаю из тысячи. Это же… это…

Видя его эмоции, я закатываю глаза, но позволяю ему осознать происходящее. Ганке сжимает кулаки и от волнения трясет ими перед собой, издавая невнятные визги.

– Здравствуйте, мистер… Человек-Паук, – дрожащим голосом здоровается он. – Ох, блин, это лучший день в моей жизни!

– Серьезно? – интересуюсь я.

Я вполне понимаю, насколько волнующе для него узнать не только, что я знаком с Человеком-Пауком, но и сам – Человек-Паук, однако на наших глазах пернатые чудовища только что напали на двух людей – один получил укусы в предплечье и запястье, – которые теперь направляются прямиком к нам.

И у них растут крылья.

Ганке пугается, замечая, как укушенные вырастают еще сантиметров на пятьдесят и выпускают из спины пернатые крылья, которые рвут их одежду на части и расправляются в воздухе. Сквозь кожу на руках и ногах пробиваются перья, ноги вытягиваются и заостряются, поблескивая на солнце. Существа запрокидывают головы и издают дикие вопли, позволяя рассмотреть жилистые шеи серого, как и все их тело, цвета. Ноги тоже растут, разрывая обувь, и вот уже когти размером с нож мясника скребут по асфальту. Все шире расправляются крылья, пока не перегораживают всю проезжую часть. А затем они оба смотрят на нас серыми стеклянными глазами.

К нам приближается и бывший мистер О’Флэниган, и я, отступая назад, путаюсь в собственных ногах. Я умудряюсь не упасть и бросаю взгляд на Ганке.

– Эй, Человек-Паук, – выдавливаю я из себя, прочищая горло. – Это не просто люди-птицы. Это зомби-птице-люди.

– Что-что? – в голосе Питера слышна паника. Из телефона до меня доносятся звуки битвы. Вот удар, вот падение.

– Не позволяй им тебя укусить!

Оказывается, птицелюдям не нравятся крики: мистер О’Флэниган прижимает голову к плечам и смотрит на меня сверху. Я замечаю, что его глаза подернуты тонкой голубой пленкой. Я упираюсь во что-то спиной, оглядываюсь и понимаю, что это брошенное такси. Идти некуда.

Я отклоняюсь назад, а он наступает и наступает.

И этот взгляд…

Я вижу свое отражение в его глазах и, приглядевшись, замечаю, что нечто в глазном яблоке как будто… движется. В ней плавают крошечные подвижные точки, и создается впечатление, будто глаза плавают сами в себе, более того – тонут.