«Не может такого быть! — заключила для себя я. — Ведь я без труда попала сюда! Почему же теперь не могу найти хотя бы одну-единственную тропинку, по которой меня занесло в это место? Где-то же она есть, та тропинка?»

Я снова обследовала поляну. Результат тот же. Не зная, что предпринять дальше, впервые оказавшись один на один с лесом, я решила пробираться назад наугад, надеясь, что таким образом смогу выбраться из чащи если не к селу, то хотя бы на дорогу. А потом уже по ней смогу найти путь к нужному мне населенному пункту.

Раздвигая ветки, я стала пробираться сквозь заросли в обратном направлении. По крайней мере мне казалось, что в обратном. Вечерние сумерки постепенно начала сменять ночь. В лесу на глазах становилось темнее и темнее. Капли дождя, доселе покоившиеся на ветках деревьев, падали мне на голову, за ворот. Ноги промокли до колен. Мне стало холодно и неуютно. Лес, который обступил меня со всех сторон, не позволял выбраться за свои пределы.

Я долго — мне казалось, что несколько часов, — плутала по лесу. Но ни какого-либо населенного пункта, ни тропинки-дорожки не попалось на моем пути. Окончательно потеряв всякую надежду на положительные результаты поисков, я решила забраться на близстоящее дерево, чтобы с него попытаться сориентироваться на местности, а может, даже и увидеть огни села Сухая Рельня.

С большим трудом я вскарабкалась на старый раскидистый дуб, который для этих целей выбрала. Моя мокрая обувь скользила по его стволу. Замерзшие руки не слушались, срываясь каждый раз, когда я пыталась осуществить задуманное. Наконец мне все-таки удалось забраться на некоторую высоту, буквально две-три огромные ветки, которые я с трудом смогла осилить. Но отсюда передо мной не открылось нового вида. Меня по-прежнему окружали все те же деревья, все тот же самый непроходимый лес.

Я крепче ухватилась за ствол дерева, решив таким образом немного согреться и передохнуть перед очередной попыткой залезть выше. Расположившись на ветке как можно удобнее, я напрягла слух, стараясь уловить какие-то звуки, свидетельствующие о близком нахождении жилья человека: лай собак, блеяние овец… хоть что-то!

Первоначально какие-либо звуки отсутствовали вообще. Лишь легкий ветерок шевелил кроны деревьев. Я снова прислушалась. До моего слуха долетел легкий шорох откуда-то снизу. Видно, невидимый ночной зверек вышел на охоту. Затем рядом хрустнула ветка. Видимо, на сей раз охотился или, наоборот, убегал от преследования более крупный зверь.

Непроизвольно поежившись то ли от страха, то ли от холода, я вдруг осознала, что мое ночное путешествие может затянуться до утра и мне придется таким способом коротать всю ночь одной в лесу. Конечно, мне не впервой было ночевать в экстремальных условиях, но все же я еще крепче прижалась к стволу дерева, ища у него защиты. Мне становилось не по себе от такой перспективы, тем более я понимала, что могу простыть и заболеть, а значит, мое расследование отложится на несколько дней, чего мне совершенно не хотелось бы.

Чтобы окончательно развеять свой вдруг возникший страх, я снова вгляделась в окружающее меня пространство. Видимость была практически ноль. А вот слух воспринимал все новые и новые, более сильные лесные звуки.

— О боже! — вырвалось у меня, когда прямо над головой раздалось уханье филина.

Я замерла, напрягаясь всем телом. Через некоторое время снова раздался голос филина. Только на сей раз это было некое подобие детского плача и дикого хохота одновременно. Где-то у меня за спиной раздался хруст ветки, на сей раз более сильный и зловещий. Налетевший ветер шевелил снова и снова стволы деревьев, и со всех сторон было слышно потрескивание и поскрипывание. Создавалось впечатление, что весь лес разом ожил, как в волшебной сказке. Ожили одновременно и деревья и кусты, ожили все лесные жители, спавшие доселе. Каждый из них вносил свой звук в общую симфонию ночного леса. Оттого этот непроходимый темный лес казался еще более непроходимым и зловещим.

Я поежилась. Действительно, перспектива незавидная — вот так сидеть на ветке дерева и слушать зловещие ночные звуки до самого утра. А мне в данной ситуации лишь это и оставалось.

«Ну что, Танечка, — заговорил со мной мой внутренний голосок. — Совсем ты расслабилась, бдительность потеряла, вот и оказалась тут. И ведь так просто тебя сюда завели, словно начинающую!»

«Вот ведь разболтался! Ну хватит уже! — заткнула я ему рот. — Не все так плохо, как кажется. Во-первых, я теперь знаю, что Танька Курилка действительно что-то скрывает и наверняка причастна к смерти Михеева. Так что мне остается лишь добраться до села — а рано или поздно я до него доберусь, — и там уж ей после содеянного разговорчика со мной не избежать. Все выложит как миленькая: и кто с кем пил, и кто кого за что убил. Никуда ей от меня не деться!»

Немного успокоив себя этими мыслями, я начала подумывать о том, чтобы слезть с дерева и… направиться в кромешной тьме неизвестно куда. Впрочем, эта мысль испарилась из головы так же быстро, как в нее и попала. Ведь я понимала, что идти мне некуда, так как ничего не видно вокруг, и лучше всего дождаться утра, сидя прямо тут, на дереве.

А лес продолжал жить своей жизнью. Повсюду были слышны скрипы, шорохи, голоса его обитателей.

Чтобы хоть как-то размять затекшие руки и ноги, я решила продолжить свое путешествие по дереву, на котором сидела. Сначала попыталась забраться на следующую ветку, росшую у меня над головой. С трудом дотянувшись до нее, ухватилась и подтянулась. Затем, когда мое тело оказалось на ней, уселась поудобнее.

Оказавшись гораздо выше, чем была первоначально, я снова обвела взглядом округу. Сначала мне показалось, что и теперь картина перед моим взором все та же: сплошь непроходимый лес. Однако, напрягая все больше зрение, я заметила в стороне от себя какие-то огоньки, вернее огонек. Я закрыла глаза, протерла их руками, решив было, что у меня галлюцинации от расстройства. Затем снова посмотрела в том же направлении.

Нет. Похоже, это не мираж и буквально в нескольких десятках метров от меня что-то светится.

Первоначально обрадовавшись такому повороту событий, я было уже решила покинуть место своего расположения и даже свесила одну ногу вниз, ища ей опору. Но потом вдруг подумала, что огоньки могут быть не чем иным, как глазами диких зверей, которые бродят в округе.

«Хотя если бы это были глаза диких зверей, то их бы было как минимум два, — взялась рассуждать я. — И потом, они бы тогда передвигались. А этот огонек явно не что иное, как костер».

Я принюхалась и теперь почувствовала, что порывы ветра доносят до меня запах дыма, к которому примешивается еще очень знакомый душок. И это не что иное, как запах зажаренного мяса.

Растерев затекшие и замерзшие ноги и руки, а заодно стараясь запомнить направление до обнаруженного мною огня, я принялась спускаться с дерева вниз. Но не тут-то было. Мои конечности не хотели меня слушаться! Они соскальзывали со ствола и веток, за которые я пыталась зацепиться и на которые хотела встать. Осилив с большим трудом первый шаг и спустившись на одну лишь ветку ниже, я постаралась успокоиться и сосредоточиться, а потом уж заканчивать начатое дело. Не хотелось паниковать только из-за того, что тело пробивал озноб и оно меня совершенно не слушалось.