Все энергично зааплодировали. А миссис Кук заиграла на пианино «Little Donkey», в качестве аккомпанемента зазвучала запись на старом магнитофоне, да еще кто-то с энтузиазмом зазвонил в колокольчик, но звук тут же прервался, потому что для него было слишком рано.

Потом на сцене появились две фигуры. Хэмиш и теперь с удовольствием сыграл бы ослика, но его дни миновали, и теперь маленькая Алиса-Элизабет Маккей, состоявшая в родстве с девяноста процентами населения острова, которые тут же радостно зашумели, увидев ее в нелепом бело-голубом, почти бальном платье, присланном с материка, шла рядом с игрушечным осликом на колесах. А за ней – и тут уж все затихли – появился Ибрагим, медленно, опустив голову ступавший босыми ногами.

Хотя он все еще был мал для своего возраста, но все равно возвышался над крошечной Алисой-Элизабет Маккей. И на нем было… что это на нем было надето?

Сайф в ужасе наклонился вперед, а все вокруг делали вид, что не смотрят на него, интересуясь его реакцией. На голове Ибрагима было намотано нечто вроде чайного полотенца, и… А это еще что – арабская дишдаша? Они думают, она вот так должна выглядеть? Что это такое или что это означает?

Сайфа охватил жар. В Сирии у них было множество таких длинных рубах. Для официальных случаев, вроде свадеб родственников, и тогда мальчики надевали аккуратные рубахи, прекрасные, с вышивкой, их выбирала Амина вместе со своей матерью… или надевали что-то из вещей, переходивших в семье из поколения в поколение…

Нет… только не эта нелепая тряпка табачного цвета, похожая на пустой картофельный мешок. Сайф чувствовал, как лицо краснеет от гнева, его кожу покалывало. Здесь так думают о его малышах со Среднего Востока?

Ибрагим не смотрел на него. Он должен был тоже помнить домашние праздники, особые одежды… а не это… не эта… пародия.

Дети вдруг ощутили, что в атмосфере большой комнаты что-то не так. Лорна, отчаянно тревожившаяся и изо всех сил старавшаяся все сделать правильно, тоже внезапно поняла, что, какие бы чувства она ни испытывала к Сайфу, как бы трудно ей ни было находиться рядом с ним, она все же должна была сначала спросить у него, посоветоваться. Она подумала об электронном письме, которое так и не отправила, и отчаянно выругала себя.

Лорна всмотрелась в его искаженное лицо, но не смогла поймать его взгляд. А тем временем Ибрагим на сцене заговорил все с тем же сильным акцентом:

– Пожалуйста, помогите. Моя жена вот-вот родит. У вас есть комната?

Ослик укатился прочь, и Сайф задохнулся, увидев, что к животу малышки на сцене привязана подушка, отчего девочка и вправду выглядела беременной. Это было нелепо.

Если бы его сын не был на сцене, если бы взгляды всего городка не устремились к нему, наблюдая за его реакцией, он бы просто встал, схватил сына и ушел.

Но худшее было еще впереди. Эш, выглядевший – по крайней мере, для большинства зрителей – совершенно очаровательно с его огромными глазами, вышел вперед, прихрамывая, – он играл хозяина трактира.

Эш уставился в зал, забыв все слова, поймал взгляд отца – Сайф и не понимал, насколько у него мрачный вид, – посмотрел на брата, который таращился в пол, и вдруг показалось, что он готов заплакать. Лорна топталась в сторонке, готовая прийти на помощь, если понадобится. Обычно если ребенок забывал слова роли, зрители снисходительно посмеивались, но не сегодня – сейчас можно было бы услышать, как упала булавка. Кто-то чуть слышно хихикнул, и Сайф напрягся всем телом да привстал.

Внезапно Агот выскочила вперед, прежде чем Флора успела ее остановить, и пронзительно закричала:

– В тлактиле нет мест!

Они вместе с Эшем разучивали его роль, и очень серьезно.

Лицо Эша осветилось.

– В трактире нет мест! – повторил он со своим забавным акцентом – наполовину сирийским, наполовину шотландским, – и зрители тут же зааплодировали и засмеялись, одобрительно загудели.

А Сайф снова сел, взвинченный, обозленный тем, что люди снисходительно отнеслись к его детям. О чем вообще они думали?

Даже песенка «Silent Night», шепеляво исполненная группой малышей – обычно такое могло тронуть до слез даже железную лошадь, – не задела Сайфа. Он эту песню не знал, а понимать стихи на английском ему было трудно, да он, в общем-то, и не слушал, а просто сидел с пылающими глазами.

Сайф ведь в свое время совершенно не думал, куда его отправят. Куда угодно, ему было все равно. Куда угодно, лишь бы надежно укрыть семью. Куда угодно, где он мог бы укладывать детей в постель, не ожидая, что среди ночи их разбудят взрывы бомб, что его дом вот-вот разнесет вдребезги. Он ведь ничего не знал о других странах. И когда британское правительство приняло его, он был благодарен, но абстрактно, его не заботило, куда его отправят, он только хотел собрать снова свою семью. Англия, Франция, любая страна, не важно.

Но прошло время, и если сначала Сайф почти ничего не замечал, кроме потока пожилых леди, казавшихся ему похожими друг на друга, после потока несущественных жалоб, на которые он поначалу даже не знал, как реагировать в силу их незначительности, – он постепенно начал открывать для себя мир, в котором очутился. Увидел его красоту, ошеломительные смены погоды, увидел танец облаков на горизонте, ощутил свежий запах моря, обжигающий холод воды – лучшей, какую только он пил в своей жизни…

И еще здесь были доброта и разговорчивость людей, что напоминало ему о доме, были тепло и гостеприимство, которое он редко принимал, но радовался тому, что оно есть. И конечно, дружба Лорны… и все это вело его к привязанности к маленькой общине, где он теперь жил и работал.

Сайф потерял бдительность. И теперь видел тому доказательство. Он и его сыновья по-прежнему были чужаками. Они по-прежнему были абсолютно незнакомыми и смешными людьми.

Он сидел на месте, наклеив на лицо улыбку, толпа уже разошлась в разные стороны. Флора тревожно посмотрела на него и прошептала:

– Ваши мальчики были великолепны!

Но Сайф вроде и не услышал этого. А Флора погналась за Агот, которая забралась на сцену, как только оттуда ушла Лорна, и уже готова была призвать всех к танцу.

За сценой злился Ибрагим.

– Они думают, я смешной! Что мы все носим на головах полотенца! – кричал он по-арабски.

Другие дети пятились от него.

Сайф отправился на его поиски, как только к нему начали подходить люди, – но, заметив выражение его лица, тут же спешили отойти.

– Все в порядке, – сказал Сайф на английском. – Это же просто сказка.

– Это не сказка! – возразил Эш. – Это правда! Маленький Ибус появился!

Сайф поморщился и потер глаза. Эш сиял.

– Я хорошо играл, абба?[1]

– Это все было глупо, – с горечью произнес Ибрагим.