хорошо сражаться, а вы ранее говорили, что покажете себя сегодня добрым рыцарем”. Принц ответил: „Джон, вперед! Вы не увидите меня сегодня обращающим свой тыл, но я всегда буду в передних рядах”. Затем он сказал сэру Уолтеру Вудленду (Woodland), своему знаменосцу: „Знамя вперед, во имя Бога и Святого Георгия”. Рыцарь повиновался приказу принца. В этой части битва была очень жаркой, и в ней участвовали большие толпы. Многие были выбиты из седла, и вы должны знать, что если кто-нибудь падал, то уже не мог подняться вновь, если ему быстро и хорошо в этом не помогали…

…Затем принц атаковал отряд герцога Афинского, и произошедшая схватка была очень ожесточенной так, что многие были сброшены с коней. Французы, которые сражались тесной толпой, кричали „Монжуа Сен-Дени!”, а англичане им отвечали „Святой Георгий за Гиень”. Затем принц встретился с полком немцев под командованием графа Зальцбургского, графа Нассау и графа Нейдо. Но вскоре и они были опрокинуты и пустились в бегство. Английские лучники стреляли столь хорошо, что никто не желал подойти к ним поближе, чтобы повстречаться с их стрелами, и они предали смерти многих из тех, кто не мог заплатить выкуп. Три вышеупомянутых графа были убиты там, также как и многие другие рыцари и сопровождавшие их оруженосцы. В сумятице боя был спасен своими людьми мессир Эсташ дʼОбресикур, которые увезли его от опасного места. Позже он совершил много славных воинских подвигов, и захватил в этот день многих пленников.

Когда французы из полка герцога Нормандского увидели, что принц быстро к ним приближается, то они думали только о бегстве. Сыновья короля, герцог Нормандский, граф Пуатье и граф Турень, которые были очень юными, также легко поверили тому, что говорили им те люди, попечению которых они были вверены. Однако, сеньор Жискар дʼАнгл и мессир Жан де Сэнтре, которые находились подле графа Пуатье, не захотели бежать, но ринулись в гущу сражения.

Три сына короля в соответствии с данными им советами ускакали прочь с более чем 800 копий, которые еще не приближались к врагу, и взяли путь на Шовиньи. Когда сеньор Жан Де Ланда, сеньор Теобальд де Бодене и сеньор Сен-Венан, которые были телохранителями герцога Нормандского, ускакали вместе с ним на добрую лигу, то первые два из них его покинули и упросили сеньора Сен-Венана не покидать его, пока они не прибудут в безопасное место. Сделав это, сами они, решили, что приобретут больше славы, если останутся на поле битвы.

Возвращаясь, они встретили полк герцога Орлеанского, почти полный и невредимый, который бежал прочь, хотя и находился позади арьергарда полка короля. Правда и то, что там было много добрых рыцарей и оруженосцев, которые, невзирая на бегство своих полководцев, скорее были готовы идти на смерть, чем заслужить хоть малейший упрек. Полк короля наступал в правильном порядке, чтобы встретиться с англичанами. Было нанесено множество тяжелых ударов мечами, боевыми копьями и другим оружием. Король Франции вместе со своим младшим сыном, сеньором Филиппом, атаковал полк английских маршалов, графов Варвика и Саффолка…

…Король Иоанн, со своей стороны, показал себя добрым рыцарем, и если четверть его людей вела бы себя так же славно, как и он, то победа в этот день досталась бы ему. Однако, те, кто оставался с ним и исполнял свой долг, насколько это было в их силах, были либо убиты, либо взяты в плен. Едва ли кто-нибудь из тех, кто был с королем, пытался бежать».

Снова безумная отвага, и снова полный разгром. Снова стрелы английских лучников буквально выбивают цвет французского рыцарства. Сам король Иоанн, верный своим принципам, бесстрашно сражается, не думая о бегстве. Он помнит о позоре своего отца. И для него главное уже не победа, но сохранение рыцарской чести. Впрочем, сдаться превосходящим силам врага – это не позор. Поэтому так он и поступает. И вместе с младшим сыном Филиппом оказывается в английском плену.

Террор «жаков»

После Пуатье Франция оказывается в гораздо более печальной ситуации, нежели после Креси. Прежде всего потому, что король-рыцарь в плену. С ним, конечно, обращаются вполне по-рыцарски. Но его освобождение – предмет тяжелых переговоров, на которых речь пойдет об уступке территорий и огромном денежном выкупе.

А пока соглашение не достигнуто, Франция будет во власти старшего сына Иоанна, дофина Карла. Ему всего восемнадцать. Как мы помним, по руанскому инциденту отец ему не доверял. И соответственно, не привлекал к управлению государством. И вот теперь все в его руках. Но, что все? Страна разорвана и разорена. По ней бродят шайки неведомо к кому относящихся вооруженных людей. Они грабят и убивают крестьян. В городах тоже неспокойно. И прежде всего в Париже.

В октябре 1356 года дофин созывает Генеральные Штаты. Правительству нужны деньги на буквально реконструкцию государства. Не говоря уж о выкупе короля. Но третье сословие и сторонники Злого пользуются бессилием власти и выдвигают встречные требования – создания при дофине избираемого Штатами совета из 4 прелатов, 12 рыцарей и 12 горожан для контроля финансовой деятельности правительства. Это шаг к резкому ограничению самовластия короля. Кроме того, звучат призывы освободить Карла Наваррского, который после ареста в Руане так и пребывает в заключении.

Лидер парижан прево (глава купеческого цеха) Этьен Марсель – основной заводила. Он пытается получить от ситуации максимум возможного. И наконец, после долгих проволочек дофин созывает новую сессию Штатов. И под давлением ее делегатов издает 3 марта 1357 года Великий мартовский ордонанс. Согласно этому документу, назначение и снятие чиновников контролировалось комиссией Штатов. Сами они должны были впредь созываться регулярно, а не по королевской необходимости. Шесть представителей этого органа включались в Королевский Совет. Это была «бархатная» революция.

Дополнительно осложнило ситуацию то, что в ноябре 1357 года из заключения бежал Карл Злой. И вскоре Штаты заставили дофина с ним примириться. Естественно, дофина никак не устраивало это все нарастающее давление. А Этьен Марсель, напротив, считал, что его нужно еще больше ужесточить. И от «бархатности» не осталось и следа.

Фавье так описывает разыгравшуюся вскоре драму:

«Настоящее равновесие страха возникло, когда „меняла-слуга” – независимый меняла, но не мастер – убил прямо на улице Нёв-Сен-Мерри казначея герцога Нормандского, тоже менялу. Возможно, это был внутрицеховой конфликт, но он тотчас принял политическую окраску. Дофин велел ночью арестовать убийцу, который укрылся в церкви Сен-Мерри, и повесить. Это вызвало гнев епископа – как потому, что было нарушено право убежища в церкви, так и потому, что забыли о его полномочиях судьи в этом деле. Убийцу сняли с виселицы и устроили ему церковные похороны. До сих пор все было достаточно обычно: о праве судить