вот, - рассказывал воитель, - солдатская доля незавидная. Был у нас случай. На дальнем марше прохудились у одного парня с Клёнщины сапоги. А сапоги, как известно, первое дело для солдата. Без доброго щита – куда ни шло, а вот без хорошей обувки ты даже до боя не дойдёшь. И вот начали у него ноги мокнуть.

- Дай угадаю, - вмешался Мормагон. – Потом пошла гангрена, ноги ему ваш полевой врач отрезал, и оставили вы его в глухой деревне, где он потом до конца дней своих побирался, пока не умер от оспы?

Дроган махнул рукой.

- Дай договорить-то. Не так всё было. А было следующим, так сказать, образом. Пару дней он промаялся, и до того у него ноги болеть стали нестерпимо, что одной тёмной ночью в карауле сунул он своему приятелю нож под рёбра. А труп спрятал. И нам сказал, будто волки его утащили. Да уж, такое случалось иногда. Вот только умом тот парнишка обделён был напрочь. Потому как рассказывать нам про волков в крепких ботинках своего товарища – мысль не из самых здравых.

- Да ладно! – усмехнулся музыкант. – Сочиняешь! Не может человек таким тупым быть!

В ответ Дроган засмеялся, запрокинув голову. Его нечёсаные волосы рассыпались по спине.

- Ты не представляешь, братец, насколько недалёкими могут быть люди. Никогда нельзя этого недооценивать.

- И что с ним было потом?

- Да уж известно, что. Вздёрнули его на берёзке, нашему брату в назидание.

Лада подошла и уселась рядом. Разговор сразу смолк, будто облачко набежало на солнце. Рука Мормагона дрогнула, и одна из костей закатилась под стол.

- Как идёт опрос местных? - поинтересовалась охотница, придвинув к себе кружку Дрогана и понюхав содержимое.

Запах был сладковатым, приятным. Похоже, кабатчик работу свою знал и любил.

- Да как? Идёт понемногу. Вот, опрашиваем.

Девушка, сидевшая рядом с воителем, благоразумно отошла и взялась за швабру, принявшись тщательно натирать пол. Мормагон проводил её тоскливым взглядом. Небольшая группа ремесленников и путешествующих купцов, собравшаяся вокруг игроков, стремительно редела. Не иначе, чутьё подсказывало им, что лучше не связываться с невысокой женщиной в странной шляпе.

- И что же вам удалось узнать? - медовым голосом спросила Лада.

- А тебе? - Дроган решил перейти в наступление.

Напрасно.

- Довольно много. Например, где останавливался тот, кого мы ищем. Когда его в последний раз видели. Вероятно, скоро я получу его вещи и смогу выяснить, чем он занимался перед исчезновением. Твоя очередь.

Дроган наморщил лоб и отвёл в сторону чуть помутневший взгляд.

- Понятно.

- Скоро наступает ночь святой Катерины, - зачем-то сообщил Мормагон.

Лада посмотрела на него, как на круглого идиота.

- Верно. Это каждый знает. И к чему ты об этом?

- Ну, - смутился музыкант. - Может, это как-то связано?

- Что связано с чем?

- Всем известно, что в эту ночь ведьмы слетаются на шабаш. Колдовская это ночь. Может, потому ваш приятель и пропал?

Лада медленно поднялась. Мормагон отшатнулся.

- Дроган. У тебя время до вечера. Проветривай свой мозг, как хочешь, но чтобы был готов. И оставь этого человека здесь, пожалуйста. Не забывай о своём долге.

Не добавив ни слова, охотница покинула кабак. Формально Дроган ей не подчинялся, но Лада знала, что он её послушает. Да и понимала, почему воитель дал слабину. Изо дня в день служа Церкви в самоотречении, нельзя забывать и об отдыхе от трудов. Для Лады таким отдохновением была её вера. Простой наёмник, вроде Дрогана, нуждался в более приземлённых забавах. Тем более что с ратных времён осталась в воителе достойная порицания, но неистребимая, тяга к азартным играм и женщинам. Дроган не принадлежал к церковной иерархии, потому его наниматели закрывали на это глаза. Чтобы махать топором и примечать козни ведьм, не обязательно самому быть чистым душой. Даже наоборот, взгляд человека, знавшего разные стороны жизни, часто оказывался полезен. Ведь Лада, хоть и не первый год уже вела сражение со злом, во многом была не искушена.

Думая об этом, охотница незаметно оказалась у постоялого двора старика Хрыка. Она толкнула дверь, и та тихо скрипнула, пропуская.

Холл был узким. По виду он больше напоминал коридор, перегороженный столом, за которым сидел невысокий, сгорбленный и очень худой старик. Позади была видна лестница на второй этаж, и проёмы общих комнат. Вокруг царил полумрак, разгоняемый лишь светом одинокой свечи.

- Чё стоишь столбом? - вместо приветствия проворчал старик. - Коли комнату хошь, так подыдь сюда.

Лада подошла. Находясь вблизи, она заметила, что одежда на старике давно выцвела и была изрядно потрепана временем и молью. Голову его украшал свисающий набок длинный колпак. Один глаз таращился на гостью, второй, наоборот, почти полностью скрывала седая кустистая бровь.

- День добрый, уважаемый. Я так понимаю, что это тебя зовут Хрык.

Тот кивнул, молча буравя охотницу взглядом.

- Некоторое время назад здесь останавливался человек, которого я ищу.

- Шибко умно ты сказываешь. Комнатку-то будешь снимать, али языком трепать пришла?

«Создатель, дай терпение и укрепи мою волю!»

- Я пришла узнать о нём, - ответила Лада, доставая и выкладывая на стол перед собой медальон с изображением пылающей ладони.

- Штой-то это за шелезяка такая? Мне такое не надь. Токмо монетки.

- Это, уважаемый, знак моего Ордена. Охотников.

Старик лишь пожал плечами.

- Охотить тут некого.

- Ошибаешься. Как я уже сказала, тут останавливался человек. Его имя – Мар. Ростом в три локтя и тринадцать пальцев. Крепкого сложения, с короткими тёмными волосами.

Когда Лада закончила, старик кивнул.

- Так, - не дождавшись ответа, сказала охотница. - Значит, он здесь остановился. Хорошо. Где его комната?

- Вверху по лестнице, первая дверь одёсную. Но три дня, как его не видать.

- Спасибо. Я хотела бы осмотреть его комнату.

Старик фыркнул.

- А я сызнова хотел бы баб сношать. Да хозяйство уж не то. Не судьба, видать, мечтаньям нашим сбыться.

Лада начинала терять терпение.

- Слушай, старик. Я пройду наверх. По делам Ордена. И ты не станешь мне мешать. Потому что иначе я могу отправить тебя в петлю за препятствие Церкви, а постоялый двор твой спалить.

- Да я-то своё ужо, считай, отжил. А двор мой один на весь город. Как скажешь, будет рад наш люд, что ты их постоя лишила? Или на вилы тебя подымут, буде ты хочь самой ахримандрой?

Лада задумалась