В этом диапазоне исследовательских оценок киевских событий 1113 г. трудно понять, какие политические силы привели Владимира Мономаха на киевский стол. Прежде всего, следует обратить внимание на то, что вряд ли стоит противопоставлять друг другу информацию из Ипатьевского списка «Повести временных лет» и «Сказания о чудесах», поскольку оба этих памятника сложились в княжение Мономаха и в любом случае отражают «промономаховскую» тенденцию интерпретации событий. В «Повести временных лет» с одной стороны фигурирует политически пассивное окружение Святополка («бояре» и «дружина»), оплакивавшее его кончину, а с другой стороны — политически активное городское население (киевляне), которые на «совете» решают отправить делегацию в Переяславль к Мономаху[5], дабы призвать его на стол «отца и деда». Мономах, по-видимому, не сразу решился принять предложение делегатов.

По всей видимости, в тот момент, когда киевская делегация находилась в пути, ситуация в Киеве внезапно обострилась: был разграблен двор тысяцкого Путяты и начались грабежи дворов, принадлежавших евреям. Так как переяславский князь не спешил прибыть в Киев, киевляне отправили к нему новую делегацию, которая стала запугивать Мономаха усилением беспорядков. Решающим аргументом, заставившим его поторопиться, по всей видимости, стала угроза возложения на него ответственности за возможное разграбление монастырей. В «Сказании о чудесах» акцентируется внимание на том, что вокняжения Владимира в Киеве желали «все люди», но более всего «самые старшие и знатные» или (согласно оригинальному тексту) «большие и нарочитые мужи». Это позволяет предположить, что интересы городских масс в данном случае совпадали с интересами «нарочитых мужей», поскольку и те и другие рассматривали Владимира Мономаха как гаранта социальной стабильности в Киеве. Но если и «люди» и «нарочитые мужи», по сути дела, желали одного и того же, кто же начал устраивать грабежи в городе?

Надо думать, что к восстанию, возникшему в сложившемся вакууме власти, оказались причастны не все киевляне, а только те, которые были недовольны экономической политикой Святополка. Этим радикально настроенным элементам киевского социума противостояли более умеренные слои населения, использовавшие обострение ситуации для воздействия на переяславского князя, которого с политической точки зрения можно назвать ставленником «консервативного лагеря», стремившегося к сохранению общественного порядка, хотя трудно сказать, насколько этот лагерь был социально дифференцирован, поскольку под определением «киевляне» на протяжении XI в. на страницах «Повести временных лет» в большинстве случаев подразумевалась совокупность городского населения в целом.

Но это далеко не единственный вопрос, вытекающий из анализа киевского восстания 1113 г., так как для полноты картины предстоит решить вопрос о правомерности действий киевлян с точки зрения междукняжеских отношений. Здесь также существует несколько конкурирующих точек зрения. Сторонники одной из них (В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьёв, М.К. Любавский, И.И. Смирнов, Б.А. Рыбаков, П.П. Толочко и др.) предполагают, что приоритетные права на киевский стол (по так называемому принципу родового старшинства) принадлежали одному из Святославичей, а сторонники другой (М.М. Щербатов, В.И. Сергеевич, М.С. Грушевский, И.У. Будовниц, А.П. Толочко, и др.) считают, что эти права (в соответствии с «отчинным» принципом замещения столов) должны были принадлежать сыну Святополка, волынскому князю Ярославу. И в том, и в другом случае Владимира Мономаха следовало бы рассматривать как узурпатора киевского стола, однако источники не дают оснований усомниться в легитимности его вокняжения. Напротив, в Ипатьевском списке «Повести временных лет» мы читаем: «Владимир Мономах сел в Киеве в воскресенье. Встречали же его митрополит Никифор с епископами и со всеми киевлянами с честью великой. Сел он на столе отца своего и дедов своих, и все люди были рады, и мятеж утих».

Несмотря на это, в историографии все же обсуждался вопрос о существовании в Киеве «прочерниговской» партии, во главе которой якобы стоял тысяцкий Святополка Путята. Подобное предположение восходит к авторской интерпретации событий 1113 г. В.Н. Татищевым во второй редакции «Истории Российской», которое мы приводим ниже с нашим курсивом.

«Киевляне по всеобщем избрании на великое княжение Владимира немедля послали к нему знатнейших людей просить, чтоб, пришед, приял престол отца и деда своего. Владимир же, уведав о смерти Святополка, вельми опечалися и горько о нем плакал, зане имели между собою любовь, яко родные братья; но в Киев идти не хотел, рассуждая, что Святославичи Давид и Олег, яко старейшего брата дети, могут войну противу его начать, и потому к ним послал, желая о том договор бесспорный учинить. Киевляне же, не желая иметь Святославичев, возмутилися и разграбили домы тех, которые о Святославичах старались: первее дом Путяты тысяцкого, потом жидов многих побили и домы их разграбили за то, что сии многие обиды и в торгах христианам вред чинили. Множество же их, собравшись к их синагоге, отгородясь, оборонялись, елико могли, прося времени до прихода Владимирова. Вельможи же киевские, видя такое великое смятение и большего опасаясь, едва уговоря народ, послали второе ко Владимиру, прося, чтоб немедля пришел и народ мятущейся успокоил, объявляя, если не ускорит пришествием, то будет опасность, как бы невестку твою великую княгиню, бояр, церкви и монастыри не разграбили, и ежели то учинится, то никто, кроме тебя, ответа пред Богом дать не должен. Владимир, услышав сие, вельми ужаснулся и вскоре послал обо всем возвестить Святославичам, сам же пошел в Киев, и когда приблизился в воскресенье, апреля 20, встретили его за градом народ многочисленный, потом бояре тоже у врат града; митрополит Никифор с епископами и причтом церковным прияли его с честию и радостию великою и проводили до дому княжеского».

Отдельные элементы реконструкции, созданной Татищевым, получили дальнейшее развитие в трудах исследователей. Например, С.М. Соловьёв писал, что «Мономах, узнав о смерти Святополка, много плакал и не пошел в Киев: если по смерти Всеволода он не пошел туда, уважая старшинство Святополка, то ясно, что и теперь он поступал по тем же побуждениям, уважая старшинство Святославичей. Но у киевлян были свои расчеты: они разграбили двор Путяты тысяцкого за то, как говорит одно известие, что Путята держал сторону Святославичей, потом разграбили дворы сотских и жидов». Ему вторил П.В. Голубовский, считавший, что «между киевскими боярами были сторонники Ольговичей, между которыми известен Путята; но под влиянием недавней борьбы с Черниговом, партия, противная ему, была гораздо сильнее. Она ограбила двор Путяты и призвала Мономаха». Позднее эту идею воспроизвели И.И. Смирнов и И.Я. Фроянов, невзирая на то, что летописным материалом она не подтверждается.