Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что, пойдем домой?
Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Пятна густых теней от зданий и аттракционов стали почти неразличимы. Легкий ветерок ласкал кожу. Посетители, то сближаясь, то отдаляясь, некоторые — держась за руки, некоторые — окликая друг друга по имени, неуклонно двигались в сторону выхода из парка.
— Мидорико, ты успела все, что хотела? — спросила я.
Она стояла с картой в руках и сосредоточенно проверяла, не пропустила ли какой-нибудь интересный аттракцион. Не отрывая взгляда от карты, девочка несколько раз кивнула, и мы потихоньку направились к выходу, слившись с редеющим потоком людей.
По правую руку на фоне потускневшего лазурного неба с желтоватыми разводами показалось колесо обозрения. Я задержала на нем взгляд. Казалось, что кабинки не двигаются вовсе, но на самом деле это, конечно, было не так. При виде того, как плавно, будто боясь оставить следы в небе, во времени или в человеческой памяти, вращается колесо, у меня защемило сердце. Мидорико встала рядом. Она смотрела в ту же сторону, что и я. Через некоторое время она похлопала меня по руке, а когда я обернулась, показала на колесо.
— Хочешь туда? — спросила я, и она энергично кивнула.
Когда мы подошли к аттракциону, перед входом ждали своей очереди две парочки. Подплыла свободная кабинка. Парень забрался туда первым, потом подал руку девушке, и та ловко запрыгнула внутрь, придерживая разлетающуюся юбку. То же самое повторилось и с другой парой.
— Ладно, Мидорико, ты иди, а я буду ждать вон там, возле ограды, — сообщила я и уже собралась отойти, но Мидорико замотала головой.
— Ты чего? — удивилась я.
Девочка показала рукой на колесо, а потом выразительно посмотрела на меня, видимо предлагая мне присоединиться.
— Я — туда?!
Мидорико решительно кивнула.
— Но я же говорила, меня на аттракционах мутит… даже на качелях. Сразу голова начинает кружиться, — оправдывалась я. — Еще и высоты боюсь. Например, я никогда не летала на самолете. И не собираюсь. Мне и так хорошо.
Однако никакие мои доводы не помогли — отступать Мидорико не собиралась. В конце концов я сдалась. Мысленно вздыхая, купила себе в кассе отдельный билет и вместе с племянницей отправилась к входу. На платформе, мимо которой двигались кабинки, больше никого не было: только мы и служащий в форме. Почему-то Мидорико пропустила несколько кабинок — видимо, успела выбрать какую-то особенную. И, дождавшись ее, проворно юркнула в открытую дверцу. Я поспешила следом, схватилась за перекладину и, мысленно проклиная все на свете, втиснулась внутрь. В этот самый момент кабинка качнулась, и от неожиданности я с размаху шлепнулась на сиденье. Закрыв дверцу на специальный засов, служащий с улыбкой помахал нам вслед.
Ни на секунду не отклоняясь от алгоритма, колесо продолжило свое неторопливое вращение, и наша кабинка поползла вверх. Я приподняла голову, изо всех сил стараясь не смотреть вниз, и уставилась в небо. Неба становилось все больше, а земли — все меньше. А Мидорико, прижав лоб к окну, наоборот, сосредоточенно разглядывала, что происходит внизу. Потом она скользнула на соседнее сиденье и точно так же прилипла к другому окошку. Конский хвост, в который были завязаны ее волосы, совсем растрепался. Выбившиеся прядки мягко спадали на шею, вились по плечам. Шея у нее была тонкая, плечи из-за просторной футболки казались еще у́же. Из шорт торчали загорелые ноги. Кожа на коленках слегка потрескалась от сухости. Одной рукой придерживая сумочку на поясе, а другую прислонив к окну, Мидорико смотрела на простиравшийся под нами Токио.
— Маки, наверное, сейчас уже едет домой, — сказала я.
Мидорико ничего не ответила, даже не взглянула на меня.
— Она вроде собиралась сегодня на Гиндзу. Где же это… кажется, здесь… а, нет, вон там, — показала я.
На самом деле с географией у меня дела обстояли плохо, и я совершенно не была уверена в своей правоте. Просто показала туда, где было больше всего высоток.
— Хорошо мы с тобой сегодня развлеклись! — попробовала я сменить тему.
На этот раз племянница взглянула на меня и кивнула в знак согласия. Кончик ее носа и скулы порозовели от долгого пребывания на солнце, а теперь их окутала синева сумерек. Я смотрела на Мидорико, и мне начало казаться, что когда-то давным-давно, еще совсем ребенком, я тоже вот так каталась на колесе обозрения и разглядывала сверху город. Что я тоже плыла в кабинке вверх, в небо, по которому расплывается вечерний полумрак. Была ли рядом Макико? Ждала ли внизу мама? Или, может, бабушка Коми… Я попыталась выудить из памяти хоть какие-то детали: лицо мамы, машущей мне из-за ограды, или руки бабушки, все в морщинах. Но ничего не получалось. Я не знала даже, в каком уголке памяти нужно искать — пришлось перебирать воспоминания вслепую, и чем глубже я погружалась в это занятие, тем туманнее становился образ, так неожиданно всплывший у меня в голове. В небе то и дело появлялись маленькие птички и, очертив изящную дугу, вновь пропадали неизвестно куда. Здания вдалеке казались подернутыми белой дымкой. Кто был со мной тогда, в детстве? Кто вместе со мной провожал взглядом уплывающие вниз дома и улицы, всматривался в темнеющее небо? Я пыталась вспомнить, но с каждой попыткой меня все больше одолевали сомнения. Может, такого и вовсе не было. Может, просто сочетание запахов, цветов, ощущений срезонировало с чем-то у меня внутри и превратилось в ложное воспоминание. И на самом деле я никогда и ни с кем не любовалась вот так сумерками, неспешно сгущающимися над городом.
— Какая красота… — проговорила я, и мне вдруг вспомнился один интересный факт. — Кстати, а ты знала, что колесо обозрения — одна из самых безопасных на свете вещей?
Мидорико посмотрела на меня и покачала головой.
— Кто-то мне рассказывал, когда я была совсем еще маленькой. Кто же это был… Колесо,