Марта слишком хорошо знала правила игры. И знала, что в любви и войне все средства хороши. Первой атаке он уже подвергся. Кто знает, что за этим последует.

Итак, она предлагает... Нет, не так. Она вынуждает его выкупить у нее ее дом. За двадцать миллионов рублей. Он, может, и купил бы, окажись у него такие деньги. Денег-то не было.

К тому же Гольцов всерьез опасался, и не безосновательно, что за этим требованием Марта выдвинет что-нибудь еще. А потом еще и еще, и так до бесконечности. Шантажисту всегда трудно остановиться, это общеизвестно.

– Где, по-твоему, я возьму деньги на покупку твоего дома? – закончил он свою мысль вслух. – Двадцать миллионов...

– Это всего лишь семьсот штук зелени, Гольцов! Опомнись! – перебила она его с раздражением. – Ты раньше костюмы с машинами за какие бабки покупал!

– Так то раньше. Теперь вот донашиваю все, что осталось от прежних времен.

– Так продай что-нибудь из этого, и дело с концом.

– Продам, купишь? Нет у меня таких денег, дорогая. Я давно не в деле. Проживаю то, что удалось сохранить. Налоги на землю опять же приходится платить. Налог на строение... Содержание квартиры... Это все средства и не такие уж малые. Ты должна знать, на какой машине я теперь езжу.

– Это ты от скупости, Гольцов, – фыркнула Марта сердито и принялась катать по столу хлебный шарик. – И машину мог бы себе позволить приличную вполне. Все боишься черного дня? Или маскируешься? Чего тогда дом до сих пор не продал?

– Пусто там одному. Да и холодно... Я же на всем теперь экономлю, на расходе газа тоже.

Он оглянулся, внезапно почувствовав затылком чье-то пристальное внимание.

Да нет, за спиной ничего вроде не изменилось. Все было так же, как и час назад. Нарядная публика с удовольствием отдыхала, ужинала, веселилась. Ни за одним столиком не обнаружил он ничьих глаз, пытливо сверлящих ему затылок. Наверное, ему показалось. И напряжение, сковавшее его, было вызвано лишь пылом напряженной беседы с его бывшей невестой. А может быть, человек, так им интересующийся, быстро отвел глаза?..

– Скажи, – он склонился к Марте над столом. – А нас сейчас снова фотографируют?

– Нас? С какой стати? – Она отпрянула со странной брезгливостью, будто Гольцов вдруг решил принародно залезть к ней за пазуху.

– Ну, с той самой, что и в минувшую ночь, к примеру. Понаблюдали, и появилась прекрасная возможность для шантажа. Сейчас понаблюдают, а потом...

– Что потом? – Марта заметно побледнела и тоже начала крутить головой по сторонам, и все стремилась выглянуть из-за его плеча.

– А потом и тебя найдут с проломанным черепом. Да ты не переживай, дорогая. Я не собираюсь тебя убивать. Просто странно все как-то...

Странности и в самом деле начались прямо в ту же минуту.

Марта перепугалась так стремительно и так сильно, что готова была, он мог в этом поклясться, тут же залезть под стол от страха.

Губы задрожали и некрасиво поползли куда-то вбок. Наблюдать за такой гримасой ему было немного жутковато. Когда такое совершенство искажается, всегда неприятно.

Глаза снова сделались пустыми и безжизненными, как в тот самый момент, когда он ее увидел, сидящей за столом в одиночестве. А руки с силой вцепились в горло. Тонкие пальцы обхватили нежную гортань, впившись яркими ногтями в атласную кожу. Со стороны запросто могло показаться, что Марта пытается задушить себя.

– Эй! Да что это с тобой, малышка? – Гольцову сделалось совсем уж не по себе.

Надо же, какая разительная перемена. Только что победоносно гарцевала, свысока поглядывала в его сторону, угрожала, шантажировала, насмехалась даже. А сама... Сама, оказывается, тоже под колпаком. Или как?

– Ты ничего не понимаешь, Гольцов! – с трудом выдохнула Марта. – Ты никогда и ничего не понимал, потому и вляпался в ту идиотскую историю. Доверчивый ты наш!.. Ни тогда не понимал. Ни сейчас не понимаешь!..

Она устремила пустой взгляд куда-то в сторону, выставив ему на обозрение совершенный профиль. Грудь в низком вырезе вздымалась высоко и часто то ли от волнения, то ли от сдерживаемых слез. Поистине, Марта сегодня переплюнула сама себя. Такие метаморфозы и всего лишь за час с небольшим...

– Ты кого-то боишься, Марта? Ты кому-то должна денег? Что, черт возьми, происходит? Ты можешь мне сказать! Хотя бы скажи, с какой стати я должен покупать твой чертов дом?! Я-то тут при чем? Почему ты вспомнила именно обо мне, когда тебе его приспичило продать?!

– Скоро узнаешь, – хрипло обронила она, со стуком роняя руки на столешницу.

На шее у нее от ее пальцев остались красные следы. Уголки губ опустились горестной скобкой, мгновенно прибавив ей возраста. Но, кажется, ее впервые не волновало то, как она выглядит.

И пожалеть бы ему ее сейчас – такую всю поникшую и несчастную, да себе могло дороже оказаться. И Гольцов, решив не быть мягкотелым, снова потребовал. И даже, перегнувшись через стол, тряхнул ее за плечо.

– Я не хочу скоро, Марта! Я хочу именно сейчас, понятно! Ты скажешь мне все! И то, зачем я тебе спустя год вдруг понадобился. И то, черт возьми, зачем мне твой дом? Или...

Дело, судя по всему было дрянным. Еще более дрянным, чем то, в которое ему не так давно довелось окунуться. Тогда можно сказать, он отделался легким испугом, разочарованием, ну и еще тем, что его постепенно, иногда вежливо, а иногда и не очень, выдавили из бизнеса.

Теперь что? Что, кроме тюрьмы, грозит ему на этот раз?

– Или что? – Марта на него больше не смотрела, продолжая исподлобья рассматривать посетителей за соседними столиками.

– Или иди ты к черту, поняла! Можешь взять свои фотографии и шагать прямиком в милицию, мне плевать! Лучше я уж отсижу за то, чего не делал. Мне, кстати, не привыкать к подобным обвинениям. Чем буду вслепую ведомым тобой. Говори! Почему ты позвонила мне спустя полтора года? Почему навязываешь мне свой дом? И главное... Зачем тебе понадобились двадцать миллионов рублей.

– Я скажу, – решилась она наконец. – Надо было сказать тебе все с самого начала, а не ходить кругами. Дура я, дура... Ужин для чего-то этот дурацкий затеяла. Зачем?.. Я же не ем ничего после семи часов вечера... Ясно же, что ничего нет между нами, и быть не может. Отношений нет. Чувств тоже... Ты не только должен купить у меня мой дом, Дим. Ты просто обязан это сделать, понимаешь?

– Пока нет.

– Дело в том, что мой гадкий папаша... О, Господи! До сих пор не могу в это поверить!.. – Марта в который раз за вечер принялась всхлипывать. – Он умер, оставив все свои деньги тебе!

– Что??? – Это, пожалуй, было все, на что его хватило, все остальные слова растворились, сделавшись несущественными.

Его несостоявшийся тесть умер, оставив все ему?! Но как такое могло случиться?! Это же... Это же ненормально! Это же против правил! Тот так любил Марту. Боготворил ее от рождения. Дышать на нее боялся. Любой каприз, господи, любой...