– Ты видел их, Саня?

Зачем спросила, и сама не знала. Видел, конечно, и так было ясно. Потому, как и что он рассказывал, ей уже все сразу стало ясно. Он их видел...

– Видел, ма.

– Узнать сможешь?

– Да! – Его спина натянулась тетивой, ожидая ее следующего вопроса.

И она его задала:

– Где ты видел их, сынок?! – спросила и тут же задохнулась в ожидании его ответа, он же приговором мог стать им обоим – его ответ.

Санька молчал непозволительно долго. Он не имел права так долго молчать! Тишаков уже приоткрыл дверь на ширину в два пальца и не закрывал ее уже больше, ясно давая понять, что время истекло. Она истерзалась вся от жутких предположений, о самом страшном даже думать боялась. Ведь после этого, только смерть – избавление. А Санька все молчит и молчит, словно обдумывает, как половчее ее снова обмануть. Снова... Почему сразу снова?! Он же и не врал ей еще никогда... может быть.

– Мы вместе обедали, – приподняв голову с локтя и покосившись на приоткрытую дверь, прошептал он.

– Что?! С кем обедали вместе? С убийцами? Где же, где?! – Лия тоже, поддавшись его порыву, зашептала: – Ты что, знаком с ними?! Господи! Санька!!! Чего еще я про тебя не знаю?! Где ты обедал с ними?!

– В тот день... В приюте для бездомных вместе щи благотворительные жрали, – пробубнил он, снова упал лицом вниз и закончил глухо: – Все, ма! Уходи! Время вышло...

– Время вышло... Время вышло... – бездумно повторяла Лия, лежа на диване в собственной гостиной.

– О чем ты? – Гольцов сидел в кресле напротив, локти упер в колени, подбородок пристроил на стиснутых кулаках. – О чем ты, Лия?

– Время вышло быть счастливой... – Она стащила со лба мокрое полотенце и протерла горевшее от слез лицо. – Так я, Дим, ни о чем! Жизнь как-то прямо разом кончилась, и все! Все сыпется и сыпется как из рога изобилия. Одни беды, одни горести... Что делать дальше, как жить, ума не приложу!

Гольцов промолчал, мало что понимая, и размышляя все больше о своем.

Денег, что оставил ему отец Марты, оказалось очень много. Много больше того, что тот сумел украсть у него, выкинув из бизнеса. И много больше того, что покойный сумел заработать за свою пусть и не очень длинную, но плодотворную жизнь.

Изучив все бумаги по наследству и поставив на всех них свои подписи, Гольцов впервые перепугался по-настоящему.

Что он станет со всем этим добром делать?! Ясно же было, как божий день, работать по-настоящему – как он привык когда-то давно – Марта ему не даст. Она будет продолжать доить его до тех самых пор, пока не выдоит все до последней монетки.

А он... Он был не согласен, черт побери! Там ведь были и его деньги тоже. И его ожившая надежда на то, что все еще можно возродить.

А она... Она имела компромат на него. Да такой компромат, что моментально обрастет толстым пухлым делом за номером таким-то. И упакуют это дело в серую картонную папку с белыми тесемками. А потом и его – Гольцова – упакуют на долгие-долгие годы, припомнив все прежние недоказанные грехи и авансируя теми, что он еще не успел совершить.

Что было делать, он совершенно не знал. И совершенно потерялся под давлением обстоятельств и давлением алчной Марты. Та взяла за правило напоминать о своем существовании каждое утро. Ну, хоть правда женись на ней, черт возьми!..

Одна надежда оставалась на умненькую и рассудительную Лию Андреевну, что жила по соседству и нравилась с каждым днем все сильнее. Да так нравилась, что уже как бы и жить без нее становилось затруднительно. И видеть хотелось ежечасно, и слушать все, что угодно, хотя бы вон даже и это ее нытье об отсутствии счастья.

– Дим! Чего молчишь?! – Она приподнялась с дивана на локтях и уставилась на него заплаканными покрасневшими глазами. – Что делать будем?!

– А я знаю! – Он ей еще не рассказывал ни о внезапно свалившемся богатстве, ни о шантаже. – Санька твой... Тот еще, мне кажется, артист. Только как-то непонятно все это... Надо будет поездить, поспрашивать.

– Кого?! О чем?! Тишаков уже собрался везти его на место преступления для проведения следственного эксперимента! Господи, хоть удавись, не знаю, что делать!!!

– Так, так, а ну прекрати киснуть, – чуть прикрикнул на нее Гольцов и, перебравшись с кресла к ней на диван, уложил ее ноги, упакованные в джинсы и тонкие носки, себе на коленки. – Давай-ка вместе посидим и подумаем над всем тем, что он тебе рассказал. Ведь для того, чтобы верить ему, чтобы его защищать, нам нужно будет проверить каждое сказанное им слово. А как проверим и поверим, то только тогда станем уже искать настоящих убийц или пускать по их следу тех, кто за это зарплату получает. Правильно я говорю? Правильно! Ты слушай меня, Лиечка Андреевна! Я плохому не научу.

Ему вдруг понравилось быть сильным рядом с ней. И слабость ее слезливая понравилась тоже. И то, что ног с его коленей не убрала, а, наоборот, принялась шевелить озябшими пальцами, призывая их погреть. Гольцов стянул с нее носки, ухватил пальцы в пригоршню и принялся легонько растирать.

– Ноги как застыли! Разве так можно распускать себя?

– Нельзя, – слабым голосом согласилась она и вдруг спохватилась: – А у тебя-то как, Дим? Как прошло свидание? Почти неделю ведь не виделись. Какие там новости?

– Новости... – Он хмыкнул невесело. – Новости, Лия, просто швах! Был я в дерьме по пояс, а теперь уже с головой, это точно.

– Как это? – Она отбросила мокрое полотенце на диванную спинку и плотнее запахнулась в толстую кофту. – Что еще я пропустила, кроме твоего свидания с бывшей невестой?

– Пропустила... Пропустила ты многое.

Гольцов посмотрел на нее оценивающе, словно взвешивая, что можно было ей рассказать, а от чего следовало воздержаться. Потом все же решил рассказать ей все без утайки.

Говорил долго, не забыв упомянуть и о собственных впечатлениях.

О забытой радости, разбуженной атмосферой вечерней ресторанной жизни, рассказал подробно. О выпестованной косметологами холодной красоте Марты, что никак его теперь не затронула. И странно вроде бы, а не затронула совсем, хотя и волновался перед встречей. И о том рассказал еще, в какой пришел ужас, увидев фотографии.

– Значит, ты все-таки с ним встречался, – утвердительно кивнула Лия, будто и не сомневалась ни минуты, что это было именно так. – Когда я тебя видела выходящим из нашего подъезда с огромной сумкой, ты все же отправлялся на встречу с Игосей. Можно узнать, зачем тебе это понадобилось?

– Просто... – Гольцов пожал плечами. – Поначалу я не хотел. Вышел на площадку, услышал, как ты воешь. Ну и самонадеянно решил, что это ты так из-за меня расстроилась. Из-за того, что тебе успел Игося наговорить. Решил припугнуть этого жирного ублюдка. Позвонил. Назначил встречу.