Ветка тронула старое дерево, изначально чёрно-серое, а теперь местами выгоревшее едва ли не до белизны. Оно было горячим, как и всё вокруг. На пальцах остался серый след пыли.

Это походило на прогулку по Большому каньону.

Дети разглядывали корешки книг: они тут были самые разные – кожаные, матерчатые, бумажные, пластиковые, склёпанные из металлических пластин и сшитые из шкур косматых животных…

– Ааа, сколько тут всего!

Ветка в восторге прижалась щекой к частоколу корешков и тоненько заскулила.

– Так, наверное, чувствует себя скряга, попавший в королевскую сокровищницу, – сказал, глядя на неё, Мыш.

Девочка зыркнула на него и побежала. Мыш рванул следом. Коридор «каньона» свернул раз, другой, третий… Наконец, Ветка выдохлась и остановилась, тяжело дыша, но продолжая улыбаться.

Она, пыхтя, вытащила толстенный том, затянутый в выделанную кожу, тонкую и шершавую.

– «Тындык маниш, мелен увыр»… – спотыкаясь, прочла она. – «Овек, овек! Овес!» Набор звуков, – разочарованно сказала она, помещая том на место.

– Может, это на иностранном? – спросил Мыш. – Турецком, например.

– Вряд ли. Буквы-то наши.

– А вдруг это неизвестные стихи Хлебникова? Или Бурлюка?

Она вытащила следующую книгу.

– Наверное, о таких текстах Мао говорил «собачий язык науки», – заметил Мыш.

– Непохоже на науку. Это скорее поэзия.

– Собачья если только, – отозвался мальчик.

Они доставали книги снова и снова, открывали их, читали, в недоумении захлопывали.

– Смотри, тут что-то человеческое проступает.

Ветка с досады шарахнула толстенный гроссбух о землю так, что пыль взлетела облаком, а потом вдобавок пнула его ногой.

– А тут вообще цифры! Только цифры! Ни единой буквы, – чихая, сказал из облака Мыш. – Будто компьютер писал.

– А что, если именно компьютер и писал? – отозвалась Ветка. – Представь, вдруг это какой-то невероятный триллер, понятный только компьютерам, калькуляторам и прочим электронным мозгам?

– Ужас какой…

Они доставали книги, открывали их на произвольной странице и по большей части тут же захлопывали, не в силах понять ни бессмысленные наборы букв, ни бесконечные ряды чисел.

– Ой! – закричала вдруг Ветка. – Слушай!

– Это же стихи! – восторженно заголосила она. – А вот ещё…

– Совсем другое дело! – пропела Ветка.

Мыш пригласил её заглянуть в свой фолиант.

– Смотри, что я нашёл: «Симуляция, наоборот, исходит из утопичности принципа эквивалентности, из радикальной негации знака как ценности, из знака как реверсии и умерщвления всякой референции». Даже непонятно, какой смысл мог сцепить эти слова вместе, – вздохнув, признал он.

Земля вздрогнула под ними, и они непроизвольно посмотрели вперёд, там, в конце длинного коридора, сыпались вниз, в проход, книги. Сначала редко, по одной, потом парами, десятками, и, наконец, пролились сотнями, тысячами и сотнями тысяч.

По земле прокатилась дрожь. Дерево полок, старое, будто сделанное из обшивки кораблей, исплававших не одну сотню лет в океанских походах, завибрировало.

Лавина сходила с обеих сторон «каньона», постепенно приближаясь к детям.

– Бежим! – крикнула Ветка.

Они побежали, хохоча и задыхаясь от бега. Сзади них ревело, билось и рушилось пространство.

Лавина неслась, гоня перед собой похожие на раскрывающиеся парашюты клубы пыли и низкий, пожирающий гул.

Было весело и странно. Они знали, что даже если стихия их настигнет, она всё равно не сможет их убить, и потому всё происходящее представлялось не более чем игрой, которая при определённых условиях может стать болезненной, но детей это не слишком пугало. Они с криками и визгом бежали от настигающего их книгопада.

Лавина выдохлась, немного не догнав детей. Всё вокруг накрыло пыльное облако, надолго зависшее в воздухе.

Мыш и Ветка обошли исполинский, больше похожий на горный массив, завал из книг и продолжили путешествие по бескрайней библиотеке.

Солнце припекало, дети начали уставать. Но, несмотря на то что они делали поворот за поворотом, спрятаться от жгучего солнечного света не было никакой возможности. Невзирая на высоту полок, найти угол, где бы не было солнца, оказалось нереально. Куда бы они ни шли, где бы ни пристроились, солнце всюду доставало их и царапало сотнями горячих шипов.