Не сговариваясь, дети рванули бегом по дорожке, подальше от клетки хищников.

Летящие вслед крики терзали слух.

Они убежали из зоопарка и, задыхаясь от бега и адреналина, упали на лавку где-то во дворах Красной Пресни. Руки дрожали, ноги вдруг ослабли, стали мягкими, как у плюшевых игрушек.

– Ты всё ещё хочешь выпустить их на волю? – попыталась пошутить Ветка.

Мыш глядел перед собой, мыслями всё ещё пребывая в зоопарке.

Ветка провела по его спине, смахнула раскисший снег.

– Ты так бежал, что заляпал себе всё пальто, – сказала она.

– Что это было? – отозвался, словно просыпаясь, Мыш. – Почему они кинулись на нас?

– Мы им не понравились, – дёрнула плечом Ветка. – Как бы сказали криминалисты, «внезапно возникшая неприязнь».

– Нет. Я уверен, дело не в этом.

– А в чём?

– У Кортасара есть рассказ «Все огни – огонь».

– Не читала. А при чём тут он?

– Не знаю… Но что, если, «все леопарды – леопард»?

– И все они – леопарды Диониса?

– Да, в какой-то степени.

– Звучит круто. И похоже на паранойю, – заметила Ветка.

– Хорошо, что у нас не водятся леопарды.

– Если ты, конечно, не выпустишь на волю тех, – девочка кивнула в сторону зоопарка.

– Впрочем, – мрачно улыбаясь, сказал Мыш, – за сценой они в любом случае водятся.

На Старом Арбате людно. Ночью выпал лёгкий снежок, но подошвы прохожих быстро затоптали его, превратив в плотную корку поверх плитки, и в первозданном виде, пушистый, мягкий, напоминающий первый пушок на щеках у юнцов, он сиротливо ютился вдоль стен, обнимал кольцами подножия фонарей, прятался под мольбертами уличных художников и столиками торговцев.

Мыш и Ветка любили Арбат. Гуляли там подолгу, останавливаясь чуть не у каждой витрины, мольберта каждого художника и кофра каждого уличного музыканта.

Задержались возле лотка, торгующего матрёшками, шапками-ушанками, будёновками, офицерскими фуражками и прочей советской атрибутикой. Ветка схватила лётный шлем, напялила на голову, опустила прозрачное забрало.

– Мыш, похожа я на рыбу в аквариуме?

Она выпучила глаза и несколько раз беззвучно открыла рот.

– Не. Ты космонавт. Последний человек на Луне.

Ветка вскинула руки.

– Точно. «Лунный вальс»!

Она схватила Мыша и принялась вальсировать с ним.

– Так, артисты, шлем на базу вернули! – подал голос продавец – розовощёкий детина, похожий на приплясывающий шар.

Дети, увлечённые своей вознёй, не услышали его. Сделали ещё несколько па, отдалившись от лотка.

– Глухие, что ли? – рявкнул торговец. – Или тупые?

Дети остановились. Ветка сняла шлем.

– С первого раза не понимаем?

– Да не, поняли мы всё… – попытался смягчить ситуацию мальчик. – Чего ты бычишь-то?

– Я ещё даже не начинал бычить, – выпячивая нижнюю челюсть, сообщил продавец. – Шлем вернул. Или тебе «леща» для слуха выписать?

Мыш словно заледенел. Взял шлем и, как шар в боулинге, запустил его по снегу. Шлем ударил в ножку стола, та сложилась, и матрёшки, значки, ремни, звёздочки, фляжки, стаканы, фуражки покатились по снегу.

Дети что было сил рванули в ближайший переулок и долго потом петляли, опасаясь погони.

Проголодавшись, купили по шаурме, сели на лавку в тихом дворе, принялись сосредоточенно жевать.

– Нехорошо вышло, – нарушила молчание Ветка.

– Выбесил. Как про слух сказал, так меня и «накрыло». Для меня это больная тема после того, как я на месяц оглох.

– Всё равно, зря ты нарвался.

– Зря, – неохотно согласился Мыш.

– Теперь на Арбат несколько месяцев соваться нельзя. Поймают – отлупят.

– Я тёмные очки куплю, – сказал мальчик и, подумав, добавил: – И бороду наклею, как у Гнома.

Ветка представила его с бородой и, несмотря на то что рот её был забит шаурмой, засмеялась.

– Колпак ещё у него попроси, чтоб уж наверняка не узнали.

К ним приблизился длинноносый парень в немного нелепой, похожей на усечённый конус бейсболке.

– Леди и джентльмены! – развязно начал он, жонглируя тремя похожими на бомбы с фитилями брелоками. – Точнее, леди и джентльмен.

«Это что ещё за уличный клоун?» – подумал Мыш.

Нависая над ними, сидящими на лавке, парень обаятельно улыбнулся и изобразил лёгкий поклон.

Ветка дожевала кусок, прокашлялась и, актёрствуя, поклонилась в ответ.

Мыш не особо приветливо кивнул, «здравствуй и ты, раз пришёл». Пригляделся, внешность парня показалась смутно знакомой.

– Я вижу, вы мирно отдыхаете, – человек приподнял руки, показывая, насколько он это одобряет.

– Точно! – согласилась Ветка, пережёвывая обед.

– Я почти не отвлеку. Считайте, что я кто-то вроде шута на королевской трапезе. Можно смотреть на меня, а можно и в сторону.

Ветка благосклонно качнула головой.

– Наш мир, как вам известно, не самое дружелюбное место, – начал длинноносый. – И главная его проблема состоит в том, что все мы уязвимы. И короли, и шуты!

Произнеся эту сентенцию, парень снова развёл руки и чуть поклонился. На его полуцилиндре-полубейсболке красовалась вышитая эмблема револьвера и подпись «Colt=Equality».

– Вы сюда прямо с курсов по раскрепощению явились? – спросил, хмурясь, Мыш.

– Не совсем, – ответил парень, игнорируя недружелюбные ноты в голосе мальчика. – Скорее, я хочу предложить вам нечто раскрепощающее. Полностью раскрепощённым себя чувствует только человек, находящийся в безопасности. Вы не находите?

– Мы ничего не находим. Мы всё больше теряем, – сострила Ветка.

– …А что обеспечивает безопасность? – продолжал длинноносый. – О-ру-жи-е.

Он проворно кинул по сторонам цепкие взгляды, высматривая полицию.

– И поэтому я готов предложить вам это…

Неуловимым движением выкинул из рукава нож, который тут же, словно бы сам собой, раскрылся, сверкнув холодным полированным лезвием.

– Как вам?

Пригнулся, приближая сталь к лицам сидящих детей.

– Или вот…

Оружие исчезло, и на смену ему так же ловко, словно карта из рукава шулера, явилось другое, длинное, похожее на щучку.

– А вот так?… Или так?… А ну-ка!..