Расправляюсь с ремнем, пуговицами на рубашке, которая падает на пол, стоит только скользнуть руками по твердым предплечьям.

Запах, предшествующий сексу, дурманит, он гораздо сильнее, чем сам секс. Возбуждение, похоть, ожидание. Прелюдия. Самая настоящая и такая манящая. Облизываю губы кончиком языка, наблюдая за его реакциями, он смотрит как оголодавший зверь, а потом рывком тянет меня на себя.

Ойкаю невпопад, скрещивая лодыжки за его спиной.

Дан стягивает резинку моих штанов вместе с трусами к бедрам, а потом я помогаю нам избавиться от этой ненужной детали гардероба. Завожу руки за свою спину и расстегиваю крючки на бюстгальтере. Когда тонкое белое кружево сползает на живот, смотрю Дану в лицо.

Боже, его глаза! Там такая палитра эмоций. Они черные, но дурманящие. Я пьянею от этого взгляда, плавлюсь, как масло на раскаленной сковородке.

Мягкие губы вбирают в себя сосок. Запрокидываю голову, упираясь ладонями в поверхность стола позади, и прикрываю глаза.

Его язык скользит по напряженным горошинкам сильными, постукивающими движениями. Каждое прикосновение — разряд тока. Яркая вспышка, от которой я дергаюсь, не в силах себя контролировать.

Меня потряхивает. Чувствую, как влага растекается по внутренней стороне бедер, ее слишком много. Я как натянутая тетива лука, вот-вот произойдет выстрел и взорвусь от этих ласк.

— Данис…

Мой шепот срывается с губ, когда Дан касается пальцами между ног. Поглаживает лобок, но не спускается ниже. Дразнит?

Внутри все переворачивается, желание достигает предела. Я не могу больше терпеть. Не хочу. Он должен меня потрогать. Перемещаю руку поверх его ладони, надавливаю, чтобы он скользнул ниже, и все, что получаю, это смешок в губы.

Снова глаза в глаза.

— Выдохни, Катя.

Он так смотрит, мамочки, как он смотрит. Порок в чистом виде. Ходячий секс.

— Я, — выпаливаю, а потом срываюсь на крик. Тихий, жалобный скулеж.

Потому что именно в этот момент его пальцы совершают нечто невообразимое. Вполне обыденно, но в нашей ситуации…

Дан проходится подушечками пальцев по моей влажной промежности. Задевает набухший клитор. Подаюсь вперед, чтобы самой насадиться на его пальцы.

Видимо, мой порыв рушит его последнюю стену.

Дан рычит что-то нечленораздельное и тянет меня на себя. Входит на всю длину. Резко заполняет.

— Да, да, так хорошо, — бормочу, цепляясь за его предплечья, снова скрещивая щиколотки. — Мамочки, божечки…

— Катя!

Его голос звучит где-то далеко-далеко, приходится приложить усилия, чтобы услышать.

— Открой глаза, — дергает чуть резче мое тело, — смотри на меня. Я хочу на тебя смотреть, — его губы запечатлевают пару легких поцелуев на моей скуле, прежде чем я распахиваю веки.

Темные радужки теперь кажутся совершенно черными.

Зарываюсь пальцами в темные волосы. Пробегаю по затылку, чувствуя, как на его шее выступают мурашки.

— Ты же меня любишь? — шепчу в губы. — Любишь?! — откровенно требую ответа.

— Только тебя, — его голос врывается в сознание морозным вихрем. — Всегда.

Сжимаю его член в себе крепче. Охаю от пары медленных толчков и разбиваюсь на осколки.

Тело пленяет выстрел удовольствия. От меня больше ничего не остается. Только оболочка, потому что душа парит где-то высоко-высоко.

Дан совершает еще несколько уже более грубых фрикций и резко отстраняется. В нос ударяет запах спермы. Она пачкает его спущенные брюки и попадает на пол. А я, я ловлю себя на мысли, что хотела бы, чтобы он кончил в меня. Возможно, подобная мера единственное, что вернет нас друг другу…

Не могу оторвать от нее взгляд. Катя нагибается к полу, чтобы поднять свою одежду, а на ее чуть загорелой коже выступают позвонки. Вроде и не делает ничего провокационного, я бы сказал, наоборот, после всплеска эмоций она выглядит зажатой, только моему организму этого не объяснить. Как оголодавший зверь рассматриваю ее узкую талию, покатые, хрупкие плечи, округлые, аппетитные бедра…

Отворачиваюсь, чувствуя отягощенную боль в паху. Член снова в боевой готовности. Мы застряли здесь вдвоем как минимум на ближайшие десять часов. За окном уже стемнело. Ночи осенью особенно холодные. Выхожу на улицу, оставляя Катю наедине с самой собой. Кажется, нам обоим нужен перерыв, чтобы переварить случившееся.

Перекатываю между пальцами сигарету. Достаю из кармана зажигалку. Тихий щелчок в тишине звучит непростительно громко. Затягиваюсь. Со школы не переносил запах сигарет, а теперь не заметил, как подсел.

Выдыхаю дым и делаю еще одну затяжку. Красный мерцающий кончик зажженной сигареты — единственное, что я вижу в темноте ночи. Вокруг лес и ярко выраженный запах сырой земли, он перебивает вкус никотина, наполняя легкие до отказа.

Позади что-то шебуршит. Поворачиваю голову, прежде чем чувствую робкие Катины прикосновения. Она обвивает меня руками, сцепляя пальцы замком где-то в районе живота.

На деревянном крыльце проступает луч света из-за при открытой двери. Тело обдает теплом.

— Холодно, — шепчет, прикасаясь губами к моей коже между лопаток. Рубашку я так и не надел. В веренице происходящего боль в плече ушла на второй план. Я чувствовал, как оно кровоточило во время секса, но это лишь малая кара за содеянное.

— Нормально, — запрокидываю голову, рассматривая яркие звезды. После дождя небо прояснилось. Прохладный ветер треплет кончик сигареты, вынуждая огонек подрагивать.

— Дашь?

Катины пальцы перемещаются к сигарете.

Наблюдаю за ней не без удивления. При мне она ни разу подобного не выкидывала, зато теперь затягивается как заядлый курильщик и выпускает дым через нос.

— Удивлен? — ее губы складываются в победоносную улыбку, будто она рада, что я чего-то о ней не знаю.

— Удивлен.

— Я вначале тоже удивлялась, — выдыхает струйку дыма и запрокидывает лицо к небу. Долго смотрит в нескончаемые мириады звезд, а потом усмехается. Мягко, еле слышно. — Многому. Твоему исчезновению, своей боли. Никак не могла понять, почему она не уходит. Когда похитили, тоже удивилась. И когда ты убивал тех людей. — Замолкает и стряхивает пепел. — Не жизнь, а сплошные новые открытия, — стебется.

— То, что произошло… — сглатываю, пытаясь поймать Катин взгляд, но она не позволяет. Смотрит в сторону, даже встает полубоком,