Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эту просьбу удовлетворить было не так-то легко.
Мариша приступила к рассказу обстоятельно, и он занял у нее по меньшей мере три четверти часа. За это время мы успели выпить по литру пива и прийти в настолько благодушное расположение духа, что все нам стало представляться в розовом свете. Правда, Мишка попытался выступить, сказав:
— Кто тебя просил распускать язык с этими пятью жлобами, которые когда-то называли себя моими корешами? Они тут же побежали докладывать, что ты приехала, и, кроме того, вероятно, решат, что ты полностью в курсе дела и, может, знаешь, где спрятаны камешки.
Мариша осмыслила его слова и задрожала.
— Так они теперь будут охотиться за мной?
— За мной и за тобой, — утешил ее Мишка, и не успела я порадоваться за себя, как он добавил:
— И за ней как за свидетельницей — тоже.
Теперь затрепетала и я, так мы трепетали над пивом на пару с Маришей, пока я не высказала предложение:
— Может, нам обратиться к тому менту? Удостоверение у нас с собой, придем к нему и скажем, что так, мол, и так, простите великодушно. Темно было, испугались и приняли меры для обеспечения личной безопасности. Он человек военный и должен понять, что мы ему зла не хотели.
— А кто может поручиться, что он не заодно с бандитами? — тут же поспешил накапать дегтя противный Мишка. — Даже наверняка он с ними заодно. Вспомните-ка, он ведь сел вам на «хвост» после того, как мои приятели слиняли? Они его и поставили.
— А если они его поставили, а мы от него избавились, то откуда же они могли знать, где дача моих родных? — набросилась я на Мишку. — Что же, они за нами целый отряд следить выслали?
— Такой куш, что могли и полк, — огрызнулся Мишка. — Но могли и возле суда вас подкараулить, вы ведь туда поперлись? Или возле моего дома вас увидели, они же за ним наверняка следили.
— Так они нас все в лицо и знают, — усомнилась Мариша и вдруг вспомнила про давно ее мучающий вопрос, на который она все не могла получить от Мишки вразумительного ответа:
— Ты почему мне из тюрьмы письма писал, если тебя там не было, можешь мне ответить? Хочу, чтобы была между нами полная ясность.
— Я дружка попросил, — признался Мишка. — Посылал ему вместе с передачей конверты, а в них два письма: одно — для него, а другое — для тебя.
То, которое для тебя, он потом отправлял. Но так получилось всего пару раз, а потом сторожа заволновались и запретили ему подписываться чужим именем.
И второе письмо вообще не дошло.
— А ради чего ты это все затеял? — удивилась Мариша. — Разыгрывал? Повезло мне на шутников: один нож моей же бабки спер, и его тем же ножом зарезали, так что и не понять, как он шутить собирался, а другой письма в тюрьму строчил, чтобы меня позабавить.
— Я не разыграть, я думал, что ты меня все еще любишь и приедешь ко мне, раз я попал в беду, — грустно сказал Мишка.
— Лучше бы ты догадался откуда-нибудь с Канарских островов или с Барбадоса ей писать. В следующий раз так и сделай, — посоветовала я ему. — Но, в общем-то, ты не прогадал, она и примчалась к тебе, когда ты влип. И письма жалостливые не потребовались. Видишь, какое сильное чувство.
Мариша молча покрутила пальцем вокруг виска и сказала:
— Теперь мне окончательно ясно, что ты за тип, Мишка. Только и хочешь, чтобы все для тебя старались, а сам пальцем не пошевелишь, если у тебя чего-нибудь попросить. Пока мы тебе ничего не обещаем, побудем с тобой, но если жарко станет, то пойдем в милицию, все там расскажем, и плевать нам на твои деньги, которые к тому же вовсе и не твои.
Мишка снова приободрился, поняв, что немедленно мы его не бросим, и предложил для начала отправиться к его школьному приятелю, у которого Мишка и скрывается уже третьи сутки в ожидании, когда к нему вернется память.
— Чтобы они нас не признали, надо будет нам всем постараться изменить внешность, — развивал он перед нами перспективы. — А он нам в этом поможет.
— А чего же они нас возле суда не признали? — ехидно осведомилась я. — Им надоело, они переключились на других или просто не узнали? Тогда зачем нам твой хирург?
— Какой хирург? — испугался Мишка, панически боявшийся всех врачей, начиная от стоматолога и кончая ветеринаром.
— Который будет менять нам внешность.
— Бог с тобой! — замахал на меня руками Мишка. — Зачем такие крайности? Мой приятель работает в театре, и у него дома полно всяких париков и грима"
— А твой приятель человек надежный? — подозрительно спросила Мариша. — В нашем положении опасно доверять кому попало.
— Вполне надежный, — с непоколебимой уверенностью заверил ее Мишка. — И это не из-за того, что мы с ним друзья не разлей вода, просто он очень далек от того мира, представители которого охотятся за мной. Друг мой живет себе тихо и мирно и просто не подозревает о том, что за информацию о моем местопребывании можно потребовать солидный кусок. А знай он, тогда ситуация в корне изменилась бы и доверять ему я больше не смог, а так он уверен, что мою квартиру оккупировали сразу несколько моих знакомых девиц, каждая из которых требует, чтобы я на ней женился. А так как женщин он в принципе недолюбливает, то такая причина моего выселения показалась ему вполне резонной. Он с радостью предоставил мне жилье на неограниченный срок.
— Так будет ли он рад видеть нас в таком случае? — резонно поинтересовалась я, но Мишка сделал вид, что слишком увлечен, показывая Марише какое-то совершенно заурядное кирпичное здание и уверяя ее, что именно тут он потерял свою невинность.
По дороге нам пришлось выслушать в подробностях все обстоятельства, которые этому событию сопутствовали, но ничего необычного мы для себя из его рассказа не почерпнули. Снова спускаться в метро нам не пришлось, но идти до дома приятеля надо было довольно долго. Мы шли, шли и шли, пока наконец мне не стало казаться, что Мишка специально водит нас кругами, чтобы с неизвестной, но явно недоброй целью нас запутать. Я уже приготовилась высказать ему свои соображения на этот счет, как вдруг он остановился, гордо выпрямился и торжественно произнес:
— Вот мы и пришли!
В голосе у него звучал такой триумф, словно он по меньшей мере вывел нас к Южному полюсу, причем один, без проводников и карт. Мы критическим оком оглядели дом и нашли, что Мишкина гордость не имеет под собой никакой реальной подоплеки. Дом был плох. Он был восьмиэтажный, блочный, лифт в нем не работал, канализация прохудилась, горячую воду отключили до августа, а приятель жил на последнем этаже.
— Зимой было бы еще хуже, — заметила я, и нам пришлось этим соображением и утешиться.
— Надеюсь, что хоть хозяин окажется человеком приятным, — шепнула мне Мариша, когда мы миновали седьмой этаж.
Мне тоже хотелось в это верить. Дверь нам открыло юное создание с кудряшками до плеч, с целым набором сережек в ушках и облаченное в нечто воздушное и развевающееся. Создание было мужского пола. Удивленно вылупясь на нас, словно мы были бог весть какими редкими экспонатами, оно забыло отступить с порога, и Мишке самому пришлось его отодвинуть.