А то кто их знает, что они притащат в следующий раз, а может, тот тип, покончив с мужиками, переключится на женщин. Нет, ему этот фокус так не пройдет. Я его выведу на чистую воду, он у меня будет знать, как портить жизнь порядочным людям.

Найду его и за шиворот, если потребуется, притащу в милицию! — громогласно постановила Мариша, стоя посреди улицы и ни на кого не обращая внимания.

Она-то не обращала, а вот прохожие на нас оглядывались и ускоряли шаг. Поэтому я оттащила Маришу поглубже в сквер, чтобы обсудить в теньке наш с ней дальнейший план по обезвреживанию преступника. Бросить Маришу одну распутывать и выпутываться мне в голову даже не пришло, а также почему-то тогда ни одной из нас не пришло в голову, что самым простым выходом из положения было бы поменять в Маришиной квартире замки вместе с дверью. А идеально было бы ей просто переехать в другой район или даже другой город. И пускай бы тогда неизвестный злоумышленник поискал ее.

— Ничего не поделаешь, — со вздохом произнесла Мариша, — придется идти на контакт с Мишкиными родителями. Они всегда мне казались милыми людьми, так что, может быть, не станут меня особенно упрекать за то, что я бросила их сына.

— Уверена, что не будут, — горячо поддержала я ее. — Они же сознают, какого рода сокровище их сынок. А ты помнишь, где они живут?

— Честно говоря, нет, — призналась Мариша. — Но в моей записной книжке сохранились какие-то записи, попробую их расшифровать.

К дешифровке мы приступили, уже сидя за столиком все в том же кафе, где пили кофе утром. Теперь мы заказали по гамбургеру с двойной порцией кетчупа и, по требованию Мариши, по сто граммов водки.

— Я не самоубийца, — прокомментировала свой каприз Мариша, — а после здешнего гамбургера, если его чем-нибудь не продезинфицировать, можно очнуться уже на том свете.

— У меня тоже несколько другие планы, — поддакнула я, и водку мы заказали.

— Здесь у меня на букву 3 есть целых три телефона и чей-то адрес. Два номера однозначно сотовые, а значит, быть телефонами Мишкиных родителей не могут. Они не настолько крутые. Остается только один номер и адрес: Лен. 36-52. Как ты думаешь, что это может значить?

Я не догадывалась. Но меня заинтересовало, почему это у Мариши Пустобрехин Михаил записан на букву 3. Но, покопавшись в воспоминаниях годичной давности, я вспомнила, как Мариша называла своего милого Зайчиком, и успокоилась.

— Черт бы подрал мою страсть к сокращениям!

Потом ничего не разберешь, — досадовала на саму себя Мариша.

— А почему бы тебе не посмотреть на букву М, — предложила я. — Ведь ты могла записать на Мишкино имя или на его фамилию. Хотя я обычно не помню фамилий и потому все записываю на имена, а в скобочках ставлю опознавательные знаки, какая это именно Наташа и где я с ней познакомилась.

— В самом деле! — обрадовалась Мариша. — Я так тоже иногда делаю.

Она перелистнула странички и присвистнула от изумления:

— Кто-то вырвал страницу на букву М. Вот убедись. Л на месте и Н тоже, а в середине пусто.

— Может быть, ты сама потеряла? — совершенно деморализованная странной пропажей, спросила я.

— Как я могла потерять, если все странички аккуратно сшиты между собой? И к тому же ясно видно, что страницу вырвали, даже неровный край торчит.

И с буквой П та же история. Только мне непонятно, кому могли потребоваться мои записи именно на эти две буквы — не проще ли было взять сразу всю записную книжку, а не растаскивать по частям?

Я промычала в ответ что-то неразборчивое, завязнув зубами в столетней подметке, которая по недоразумению была вложена в мой гамбургер.

— Что ты говоришь? — досадливо переспросила Мариша. — Я не понимаю.

— Я говорю, что, вероятно, тот человек, который свистнул странички из твоей книжки, не смог прихватить ее целиком, опасаясь, что ты заметишь пропажу и начнешь его подозревать в краже. Например, сидите вы вдвоем в кафе, тебе надо позвонить, ты достаешь книжку и оставляешь ее возле телефона или на столе, а он быстренько вырывает две нужные ему странички, а когда ты возвращаешься, он сидит как ни в чем не бывало, ты прячешь книжку обратно в сумку, не заметив пропажи. Или ты у себя дома и у тебя гость, например, ревнивый друг, который не хочет, чтобы ты звонила еще кому-нибудь, и в то же время не хочет, чтобы ты сразу обнаружила пропажу, и потому тащит у тебя не всю книжку сразу, а утаскивает ее от тебя по частям. Или…

— Хватит, хватит, — замахала на меня руками Мариша, — я поняла, что ты имеешь в виду. Очень может быть, что ты и права. Случаев таких было сколько угодно. Но в любом случае, тот тип не догадался, что я называла Мишку Зайчиком и искать надо было в первую очередь на эту букву. Но что все-таки означает Лен. 36-52?

— Если это адрес в Питере, то это может быть и улица, и площадь Ленина. А в Москве я помню только Ленинский проспект и Ленинградское шоссе, если не считать мавзолея, но тогда при чем тут цифры?

— Тогда поедем в оба конца, — заключила Мариша. — Авось что-нибудь да найдем.

— А ты не хочешь сначала позвонить по оставшемуся телефону? Вдруг удастся обойтись без крайних мер.

Мариша согласно кивнула, и мы пошли к метро, чтобы отовариться там телефонными жетонами.

Пока мы шли, Мариша все время беспокойно вертела головой и порой даже подпрыгивала, пытаясь рассмотреть кого-то позади себя. Меня ее поведение выводило из с таким трудом обретенного после рюмки водки душевного равновесия, и я злилась.

— Что ты там высматриваешь? — шипела я ей. — На нас люди оборачиваются. Если ты немедленно не прекратишь, я тебя стукну.

— Ты не поверишь, — несколько растерянно пробормотала Мариша, — Мне кажется, я схожу с ума.

— Мне это давно кажется, но я по этому поводу не прыгаю на месте, — сварливо ответила я.

— Да нет, у меня перед глазами в толпе постоянно мелькает Мишка, вот я и пытаюсь выяснить, чудится мне он или нет.

— Ну и что? — полюбопытствовала я.

— Ни разу не удавалось его целиком увидеть, — призналась Мариша. — То, понимаешь, лицо мелькнет, то спина, то затылок, а то, может, просто похожего парня принимаю за настоящего Мишку.

— Может быть, у него есть брат-близнец, который по какой-то причине ходит за нами следом и порой показывается тебе на глаза?

— Ничего про такого не слышала, Мишка мне всегда говорил, что он в семье единственный сын.

Есть еще, правда, несколько сестер, но они все давно повыходили замуж, и, что самое странное, все за границу.

— Как это им удалось? — заинтересовалась я.

— Две из них работали в бюро, которое занималось устройством таких браков. Вот и присмотрели себе и остальным женихов получше. Одна уехала в Швецию, а другая — в Нидерланды, остальные тоже разбрелись по всему свету. Все процветают и уже несколько раз сменили мужей, каждый раз улучшая свое материальное положение, — с ноткой зависти в голосе рассказывала Мариша.