– Так что там с Антоном?

– После ночи продажной любви он резко засобирался домой, несмотря на то, что я уже договорился насчет работы.

– Неужели уехал?

– Денег у него осталось на половину билета. Все, что дала мать, отправляя его в Москву, стащила негритянка в борделе.

Надежда удивилась:

– Он сам рассказал?

– Пришлось, когда просил у меня денег.

– И ты не задержал его? Не попытался переубедить, успокоить?

– Сказал ему: ты пожалеешь, что даже не попробовал. А он: мне ваша Москва не нужна! Я ему снова: загубишь свою жизнь. А он – мне: значит, у меня такая судьба! И ведь не говорил, кричал, как базарная баба. Как будто я ему угрожал, а он защищался. – Денис вздохнул с сожалением. – Сходил он за билетом, собрался в дорогу, купил печенье, сахар, колбасу, «Доширак». И следующим утром я отвез его на Ярославский вокзал.

– Глупая история. Но мне его жалко.

– Я много думал об этом, но потом рассудил: шанс на лучшую жизнь дается каждому, но не каждый его использует. Я был в худшем положении. Я начинал с нуля.

– А у него был ты, – проговорила Надежда. – Как глупо он распорядился этой возможностью.

Официант к тому времени принес весь заказ. Надежда взглянула на Фридмановича и увидела, как он положил деньги в меню. Марк с женой встали и двинулись по направлению к ней. Жена Фридмановича смотрела так, что Надежде показалось: вот сейчас она подойдет и ударит. Но Фридмановичи направились к выходу.

Надежда облегченно вздохнула.

– Проголодалась? – Денис придвинул тарелку: – Вот это посуда!

Когда начали есть, возникла новая тема. Денис спросил:

– Ты делала перепланировку?

– В ателье? – Она подняла глаза и, подумав, сказала: – Минимальную – все, что связано с лестницами, ведущими на верхний этаж.

– Был декоратор?

– Не было. Все – я и мама.

Они поговорили о новом ресторане и тех преимуществах, которые дает архитектор.

– Костя Лебедев молодец, – заметил Денис. – На лету ловит идеи и воплощает их так, что ничего не нужно менять или доделывать. Это наш третий совместный проект.

– И все – рестораны?

– Ресторан и моя квартира. Так что рекомендую.

– Не сейчас, – отмахнулась Надежда.

– Это зря. Скажу тебе честно: интерьерчики у вас так себе.

– Давай-ка не будем. – Она рассердилась, и он замолчал.

Чуть позже, когда Денис привез ее к ателье, они поцеловались, но поцелуй был формальным. Что-то изменилось, и оба это заметили.

В тот же день Надежда провела две примерки. Обе удались, что по-своему ее успокоило. Домой она вернулась после одиннадцати. Припарковала машину и отправилась к своему подъезду.

Вечер был теплым, фонари светили желтым, почти солнечным светом. В одно мгновение на ее пути возник человек. Надежда отшатнулась, но вдруг поняла, что это – Марк Фридманович. Нисколько не церемонясь, он влепил ей оплеуху.

– Марк! – вскричала Надежда и схватилась за щеку. – Что ты делаешь?!

– А ты?! – Он приблизил искаженное злостью лицо. – Ты что делаешь?!

– Я не знала, что ты будешь там, да еще с ней… – Непонятно почему, Надежда стала оправдываться.

– С кем ты была?! Почему не взяла трубку, когда я звонил?!

Опомнившись, Надежда сообразила, что он просто ревнует, вырвала руку и решительно зашагала к подъезду.

– Стой! – крикнул Марк. – Я говорю, стой!

Перед тем как скрыться за дверью, она громко сказала:

– Да пошел ты!

Этот день запомнился не только Надежде Раух. Его надолго запомнили все работники ателье. Сама Надежда пришла на работу раньше обычного: должна была появиться постоянная клиентка – жена прокурора. Та, в свою очередь, должна была прийти с дочерью, которой шили семь комплектов школьной формы специального образца. Девочка, пятнадцатилетний подросток, училась в гимназии, где не было простых смертных, а только дети московской элиты.

Поднимаясь по лестнице в свой кабинет, Надежда услышала громкие голоса. Спорили двое – Соколов и Ираида Самсоновна.

– Господи, – пробормотала Надежда. – Хоть бы день спокойно прожить!

Постучавшись, он зашла в кабинет матери. Ираида Самсоновна сидела за столом, Валентин Михайлович, понурясь, стоял посреди комнаты.

– Что тут у вас?

Валентин Михайлович сдвинул брови:

– Рабочие моменты.

– Обсуждаем, – добавила мать, и ее лицо сделалось красным.

– Ну-ну… – сказала Надежда и поочередно оглядела обоих.

– Могу идти? – спросил Соколов.

– Идите, – разрешила Ираида Самсоновна.

Проводив взглядом закройщика, Надежда осведомилась:

– Опять за свое?

– Прости, не сдержалась. – Ираида Самсоновна выдвинула ящик, достала плюшевый альбом старинного образца и положила его на стол: – Альбом тети Люси. – Она замолчала, и Надежда почувствовала: за этим что-то стоит.

– В чем дело, мама?

– Вечером, когда я искала альбом, отчетливо поняла, что в моих шкафах кто-то рылся. Ты ведь знаешь, какой у меня порядок: у каждой вещи есть свое место. И вдруг – все переиначено.

Надежда обеспокоенно взглянула на мать:

– Когда это случилось?

– Думаю, в последние несколько дней.

– И что это значит?

– Только то, что в моей квартире, как и в твоей, кто-то что-то искал.

– Кто-то, что-то, когда-то… – проговорила Надежда. – Одни вопросы. И нет этому ни конца ни края. Что у тебя пропало?

– На первый взгляд ничего, – ответила Ираида Самсоновна.

– Нужно сменить замки.

– Зачем? Если захотят влезть, все равно влезут. Ты сама замки поменяла?

– Не было времени.

– Чем же ты занята?

– Мама! – Надежда посмотрела на часы: – Через пять минут у меня примерка.

– Мешакина с дочкой?

– Да.

– Это надолго. Имей в виду, Виктории сегодня не будет, она отпросилась к зубному.

– Обойдусь без нее, – последние слова Надежда проговорила, спускаясь по лестнице.

Сойдя в гостиную, она задалась вопросом: почему близкие люди так пристрастны? Они с матерью любят друг друга, но в любой теме, как будто нарочно, ищут конфликт. Казалось бы, что им делить? Живут в разных квартирах, встречаются в основном на работе. Так нет же, мать всегда найдет, за что упрекнуть, а Надежда – на что огрызнуться. Конфликт отцов и детей налицо.