– Как у Тургенева.

Надежда устроилась на месте Виктории и вспомнила, что забыла альбом с фотографиями, но возвращаться не стала. Так, ничего не делая, она сидела до тех пор, пока не прозвенел звонок у входной двери. Тогда Надежда подняла телефонную трубку:

– Валентин Михайлович, Мешакины пришли. Жду вас на примерку.

В гостиную вплыла дама неприятной наружности, за ней толстая девочка. Обе огненно-рыжие, веснушчатые и приземистые, как табуретки.

– Леся! – Надежда разулыбалась и двинулась им навстречу, затем перевела взгляд на дочь: – Анфиса! Как загорела!

– Два месяца в Ницце, целый день у бассейна. Наплавалась, отдохнула, – поделилась ее мать. – Как наши костюмы?

– Сейчас принесут на примерку.

– До первого сентября будут готовы? – с пристрастием спросила Мешакина. – Вы нам обещали.

– Не волнуйтесь, Лесечка, мы все успеем.

– Анфиса, ступай в примерочную, – распорядилась Леся Мешакина и, когда ее дочь закрыла за собой дверь, сказала: – Она растолстела. Каждый день съедала по три пиццы.

– А я не заметила, – беспечно проговорила Надежда, и это была циничная ложь. Взглянув на Анфису, она с ходу оценила масштаб катастрофы – плюс десять килограммов и семь костюмов, раскроенных и приготовленых для примерки.

Пришел Валентин Михайлович, Надежда указала на примерочную, где ожидала Анфиса.

– Чайку? – спросила она Мешакину.

Та села на диван у круглого столика:

– Мне с чабрецом.

Надежда разыскала нужную баночку. В ней, специально для Мешакиной, Виктория держала запас чабреца.

Они сидели друг против друга, пили чай из пестрых кузнецовских чашек и мило беседовали. Улыбаясь, Надежда мысленно представляла себе, что происходит в примерочной.

Валентин Михайлович выглянул в гостиную раньше, чем она ожидала:

– Надежда Алексеевна, будьте любезны…

Она не заставила просить себя дважды, встала и быстро прошла в примерочную. Леся Мешакина осталась со своим чаем в гостиной.

– Ну, что, Анфиса, нравится тебе? – приветливо спросила Надежда, вцепившись глазами в натянутый на нее костюм.

Мгновенно определив, что в юбочном поясе не хватает минимум десяти сантиметров, перевела взгляд на жакет. Две нижние пуговицы были не застегнуты и не застегнулись бы никогда. Надежда взглянула на Соколова:

– Что думаете?

Он сдернул с шеи сантиметровую ленту, измерил Анфисину талию и прошелестел одними губами:

– Плюс три размера.

– Нужно посмотреть, осталась ли ткань, – так же тихо проговорила Надежда.

– Там был запас.

– Идите и проверьте, что мы имеем.

Валентин Михайлович вышел.

– Ты можешь сесть, – проговорила Надежда, но вдруг заметила: с Анфисой что-то не так. Под глазами появились круги, глаза потемнели, согнувшись вдвое, она застонала от боли.

– Что такое?! – Надежда схватила девочку и подтащила ее к дивану. На ковре, там, где стояла Анфиса, осталось мокрое пятно. Заметив его, Надежда в ужасе взглянула на девочку: – Что с тобой?

– Живот…

– Что?

– Болит очень.

– Дай-ка я посмотрю. – Надежда спустила юбку и, ощупав живот Анфисы, ощутила толчки. – Месячные в последний раз когда были?

– Не помню.

Надежда выпрямилась и подошла к двери:

– Я позову мать.

– Ой, не надо! – закричала Анфиса, схватилась за живот и закатилась в угол дивана.

В примерочную влетела Мешакина:

– Что происходит?! – Увидев лежащую дочь, она проорала Надежде: – Что вы делаете?!

Та ответила:

– Мы рожаем.

– Вы хоть понимаете, что говорите?! Анфисе пятнадцать лет! Она еще ни с кем не дружила!

– У вашей дочери отошли воды. – Надежда выглянула в гостиную и крикнула, чтобы ее услышала Ираида Самсоновна:

– Мама! Срочно вызывай «Скорую помощь»!

В ожидании медиков Надежда начала принимать роды. Медлить было нельзя, ребенок не хотел ждать и вот-вот должен был появиться на свет. Ираида Самсоновна сбегала за ножницами и вместе с ними притащила рулон марлевой ткани. Надежда хоть не рожала, но интуитивно чувствовала, что нужно делать.

Мать девочки кричала ей в ухо:

– Где «Скорая»?! Где чертова «Скорая»?!

– Вы же слышали, мы ее вызвали. В Москве сейчас пробки.

– Где «Скорая»?! – орала Мешакина.

Потеряв терпение, Надежда вытолкала ее в гостиную, и, как ни странно, после этого она не предпринимала попыток вернуться.

Бригада появилась одновременно с головкой ребенка. Оставив девочку с акушерами, Надежда без сил вышла к Мешакиной. Та сидела на стуле и, раскачиваясь из стороны в сторону, повторяла:

– Что я скажу мужу… что скажу мужу… что скажу…

– Вы не догадывались, что Анфиса беременна?

– Даже предположить не могла. Она всегда была полной. Я думала, немного поправилась… – Мешакину прервал громкий дверной звонок.

– Ну кто там еще? – Надежда вышла в вестибюль и увидела, что охранник впускает двоих: Льва Астраханского и Ларису.

– Я на одну минуту, – сказал Лев.

– Есть новости? – поинтересовалась Надежда.

– Есть, но не те, что вы ждете. – Лев притронулся к шраму на щеке и провел по нему пальцем: – Я пришел извиниться. Прослушал телефонный звонок… На телевидение звонили не вы.

Надежда посмотрела на него, потом на Ларису:

– Вы обвинили меня во всех смертных грехах. Обыскивали, как последнюю шмару. Теперь извиняетесь? А ну-ка дуйте отсюда!

Лариса по-свойски потянула Льва за рукав:

– Идем.

В тот же момент к Надежде подбежал Валентин Михайлович и взволнованно выдохнул:

– Мальчик! Она родила мальчика!

Мешакиных, маму и дочь, увезли на автомобиле «Скорой помощи» вместе с младенцем. Надежде едва хватило сил их проводить.

Вернувшись в гостиную, она буквально рухнула в глубокое кресло. Откинулась назад и вспомнила новорожденного мальчика: он так осмысленно вглядывался, когда она держала его в руках, как будто хотел навсегда запомнить ее лицо. Потом высвободил ручку и схватил ее за подбородок, Надежда поцеловала ручку и засунула ее в одеяльце.

– Милый… – прошептала она и повторила: – Милый.

Почувствовав, что в комнате кто-то есть, она обернулась. В углу на диване сидел Астраханский, рядом – Лариса.