Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ясно поняла, что влюбилась отчаянно и безнадежно.
Они ужинали в номере при свечах за маленьким столиком возле окна, потягивая шампанское и лакомясь раковым супом по-французски.
Фарфор был изысканный, хрусталь великолепный, и такой же, по настоянию Брэда, была их одежда.
Он надел нижнюю половину своей хлопчатобумажной пижамы, а она — ее верхнюю половину.
— Не смотри на меня так, — сказала Изабелла, смеясь. — Ты меня смущаешь своим взглядом.
— А как я смотрю? — спросил он, улыбаясь.
— Вот так, как ты смотришь.
Брэд протянул руку через столик и ласково потянул Изабеллу за длинный рыжеватый локон, лежавший у нее на плече.
— Ты похожа на маленькую девочку, — ласково сказал он.
— Мне двадцать семь, — улыбнулась она. — Многовато для маленькой девочки.
— Готов поспорить, что ты была самая красивая маленькая девочка в Оклахоме.
Изабелла сделала гримаску.
— Да брось ты. Я терпеть не могла своих рыжих волос и ненавидела свои веснушки…
— А твоя мать все еще живет в Канзасе?
— Нет. Она умерла, когда я заканчивала колледж.
— Извини. А братья у тебя есть? Или сестры?
— Никого. — Она улыбнулась грустно и задумчиво. — Как это должно быть хорошо — иметь большую семью.
Он пожал плечами.
— Ну, временами это приятно.
Изабелла оперлась подбородком на руку.
— Хватит обо мне, — сказала она. — Теперь твоя очередь. Расскажи мне о Брэде Джонсоне.
— Ты уже почти все знаешь о нем. Он красив, умен…
— И очень скромен. — Она протянула руку и коснулась кончиком пальца его слегка скошенного носа. — А это как случилось?
— Хотелось бы рассказать нечто романтическое, — рассмеялся Брэд. — Например, что я сломал его в каком-то портовом притоне в Кейптауне или что-то вроде этого, но, по правде говоря, мне по носу врезали в потасовке на нефтяной вышке несколько лет назад.
— В потасовке?
— Ну да. Какой-то самодовольный тип решил, что я слишком зелен, чтобы отдавать приказания, и что, кроме фамилии Джонсон, ничто не дает мне право командовать.
— И ты решил доказать ему, что это не так.
— Я никогда не получал ничего благодаря своей фамилии, — с застенчивой улыбкой сказал Брэд. — У меня всегда было стремление отмежеваться от человека, который наделил меня ею.
— Ты не ладил с отцом? — тихо спросила Изабелла.
— Это слабо сказано, милая. Он был горазд отдавать приказания…
— А ты был горазд игнорировать их?
— Скажем проще, мне не нравилось, когда кто-то присваивает себе право решать, как мне строить свою жизнь.
— Да, — взглянула на него Изабелла. — Это никому не нравится.
— Ой-ой-ой, — сказал он мягко. — У леди в тоне появилось что-то угрожающее. Ты, значит, думаешь, что я пытаюсь решать за тебя, как тебе жить? Что я тебя подавляю?
Она снисходительно улыбнулась.
— Предположим.
— Ну, это несправедливо. Ты ведь была больна. А я просто… — Он тоже улыбнулся. — О'кей. Может, я и в самом деле немножко переборщил, но…
— Но?
Брэд протянул руку через стол и медленно скользнул под ее пижамную куртку.
— Но отныне, — сказал он, и глаза его подернулись дымкой, — я буду брать на себя ответственность только в некоторых случаях. Идет?
И в следующий миг они заключили друг друга в объятия.
На другое утро, одетый в темно-синий костюм, белую рубашку и полосатый галстук, Брэд сидел в кресле рядом с кроватью и потягивал кофе.
При этом он смотрел на спящую Изабеллу и думал, что слово «красивая» на самом деле слишком мало определяет ее внешность. Прекрасная, неповторимая, было бы верней.
Встать час назад и покинуть теплую, сладко пахнущую постель было трудно, но его подняло дело, которое нельзя было отложить. Он думал о нарядно перевязанных коробках, лежащих в гостиной, и пытался представить, какое будет у Изабеллы лицо, когда она откроет их и увидит те вещи, которые он купил для нее: шелковые пеньюары, изысканное белье, роскошное кашемировое платье, такое же зеленое, как и ее глаза.
Изабелла слишком хороша, чтобы прятать себя в скучном твиде и старушечьих юбках. Прихлебывая кофе, Брэд сам себе улыбнулся. Он узнал многое о ней за последние двое суток. Во всяком случае, достаточно, чтобы понять, почему она столь решительно пошла на то, чтобы испытать себя в «Найт ойл».
Не честолюбие, не амбиции вели ее. А боль одиночества. Он мог почти наяву представить ее, эту маленькую рыжеволосую девочку, потерявшую сначала дом и отца, а потом и мать.
Но теперь у нее есть он. И он будет защищать, оберегать и любить ее — всегда. Он это знал, понимая, что обманывал самого себя, пытаясь притвориться, что она для него просто очередная женщина.
Она таковой не была. Она была его женщиной.
— Брэд?
Он поднял глаза и расплылся в счастливой улыбке. Изабелла моргала со сна, глядя на него из-под путаницы одеял, и он едва удержался, чтобы броситься к ней и подхватить ее на руки.
— Доброе утро, дорогая. Хорошо спала?
Она села, опершись на подушки и натянув одеяло до подбородка.
— Который час? — спросила она и нахмурилась. — Я проспала? Брэд, ты должен был…
— Еще рано, ангел. — Он встал, подошел к постели, сел рядом с ней и обнял. — Ты собираешься поцеловать меня, пожелать доброго утра?
И сам поцеловал ее, ласково и нежно, решительно игнорируя возбуждение, возникшее в тот момент, когда ее губы прильнули к его губам. Наконец она освободилась от его объятий и улыбнулась.
— Ты должен был разбудить меня, — прошептала она. — А теперь тебе придется ждать, пока я соберусь…
— Сегодня никакой работы, — весело сказал он.
Изабелла сдвинула брови.
— Но…
— Ну, хорошо — немного работы. — Брэд поднялся с кровати и прошел в гостиную. Когда он вернулся, руки его были нагружены пакетами. — Ты должна примерить все эти тряпки и сказать мне, нравятся ли они тебе.
Изабелла недоуменно взглянула на него.
— Что все это значит?
Брэд свалил коробки на кровать.
— Открой и узнаешь.
Он протянул ей маленькую коробку. Изабелла нерешительно улыбнулась, сняла обертку и достала изысканные лифчик и трусики из бледно-розового шелка. Она взглянула на него, полурадостно, полуосуждающе.
— Брэд, я не могу это принять. Я говорила тебе…
— Не тот размер?