– Ну, что я тебе говорил! – кричал отец, сверля Сергея яростным взглядом. – Они же бандиты! Вот, схлестнулись с другими бандитами! Могли и перестрелять друг друга! Могли и тебя пристрелить!

– Хорошо, что Елена в город уехала, она бы точно разрыв сердца получила, – встряла мать. – Машину спалили, за малым дом не сожгли!

– Да что нам Елена! – рычал отец. – Могли и нашего дурака убить! Он же с ними вожжается! Могли к нам прийти и дом поджечь!

– У меня никаких дел с Никитосом не было, – оправдывался Сергей. – Я вообще не при делах!

То же самое он говорил через пару дней капитану Полупану. Тот вызвал его в сельсовет, посадил по другую сторону стола, прищурился.

– Что ты там вообще делал? – тихо, но зловеще спрашивал Горыныч, и усы его угрожающе топорщились. – Какие у тебя с ними дела? И где они сейчас?

– Да случайно зашел… Какие у нас могут быть дела? Где Никитос и где я? Их сильно отбуцкали, наверное, в больнице лежат…

– А эти, городские? Ты их знаешь? – капитан навалился грудью на стол, наклонившись к Гаврошу и сверля его гипнотизирующим взглядом. Огромные, поросшие волосами кулаки лежали перед ним на красной скатерти сельсоветского стола, дожидаясь своего часа.

– Раньше видел? Описать можешь?

– Да не видел я их никогда… И не запомнил, не до того было…

К удивлению Сергея, Горыныч не пустил в ход кулаки и даже вроде расположился к нему. Может, потому, что хотел избежать лишней работы, повод для которой мог дать единственный очевидец. И то, что Гаврош не хотел свидетельствовать, было ему на руку.

– Ну, ладно, – капитан придвинул лист бумаги и принялся записывать, что Сергей Гаврин ничего не видел, ничего не знает и никого описать не может.

– А кстати, ты видел, кто машину поджег? – оторвавшись от своей писанины, вдруг спросил участковый. – Или тоже не видел?

– Не видел, – помотал головой Сергей.

– Может, она сама загорелась? Проводка там или еще что… Так часто бывает…

– Может, и сама, – кивнул Сергей.

– Это даже лучше, – совсем по-доброму кивнул Горыныч. – Одно дело – просто парни подрались, а другое – «Ниву» сожгли! Тогда понаедут – оперативники, следователи, эксперты… Как начнут тут все шерстить… Эта шантрапа куда-то скрылась, а вы-то остались, вот вам и достанется! Зачем вам это нужно?

Он внимательно смотрел на подростка.

– Не нужно, – кивнул тот.

– Ну и ладушки, подписывай!

Инцидент был исчерпан.

* * *

До Нового года оставалось две недели, а зимняя погода никак не наступала. Дождевая вода в бочке по утрам была покрыта коркой льда, но столбик прикреплённого за окном термометра стабильно стремился в плюс, и к обеду лёд таял. Улицы, кроме главной, где было гравийное покрытие, превратились в грязное месиво с глубокими колеями. Грязь противно чавкала под ногами и прилипала к обуви. За время прохода из школы домой ноги Гавроша стали весить по доброму пуду, вдобавок низкое свинцовое небо давило сверху и настроение у него было отвратительным. Во дворе он старательно очистил резиновые сапоги о вбитую в землю металлическую пластину с рогульками по бокам, потом в корыте с водой веником намыл их до блеска – будто только из магазина, хотя знал, что, высохнув, они снова приобретут унылый замызганный вид.

Тяжело вздохнув, Гаврош зашёл в дом. Перед телевизором сидела мать с тетей Галей, отец в трениках и майке лежал на диване. Судя по красным лицам, все трое были изрядно выпивши, и все зачарованно пялились в экран. Там какой-то коротко стриженный мужик, похожий на матерого опасного секача, не моргая, внушал под релаксирующую музыку фортепиано и скрипок:

– …все морщины разглаживаются, тело наливается силой, болезни вытесняются моей энергией, вы чувствуете себя все лучше и лучше…

– Слышь, Вера, а у меня и правда колено крутить перестало! – возбужденно воскликнула тетя Галя.

– А у меня поясница как ныла, так и ноет…

– Так ты смотри, смотри – пройдет!

– Да чё тут смотреть?! – буркнул отец. – Брехня это все!

– Не хочешь, не смотри, – нараспев проговорила Галина. – А у бабки Нюры после прошлой передачи седые волосы почернели!

С улицы послышался настойчивый автомобильный гудок: Фа-фа! Фа-фа-фа!

– Кого это принесло? – недовольно спросил отец.

Мать, не отрываясь от экрана, махнула рукой.

– Выдь, погляди. Может, мяса купить хотят или колбасы. К празднику-то стол готовить всем надо…

Отец, недовольно ворча, поднялся, накинул поверх майки ватник, надел на босые ноги сапоги и вышел во двор. Повинуясь непонятному чувству, Гаврош пошел за ним, тихо приоткрыл дверь и прильнул к щели.

На улице стоял старый, обшарпанный «УАЗ», а возле него лузгали семечки и весело толкались… Никитос, Чага и Худой!

«Вот тебе на… Явились, не запылились… Это они за мной»! – подумал Гаврош. Как и всегда, он не испугался – ведь сердце не умело тревожно колотиться, просто стало неприятно. Надо было подготовиться к встрече этой поганой кодлы…

Стараясь не привлекать внимания матери, он прошел в родительскую спальню, сунул руку между шкафом и стеной, вытащил дедову двустволку, переломив, вставил в чернеющий зев патронников латунные цилиндрики с краснеющими посередине шляпок, нетронутыми пока капсюлями, и снова закрыл. Долго ждавшие заветной начинки стволы, запираясь, удовлетворенно чавкнули: пустое ружье никому не нужно, только с патронами оно приобретает свою смертоносную мощь. Пряча за собой вроде как потяжелевшее оружие, он прошел мимо окаменевших, будто загипнотизированных женщин и снова вернулся в прихожую.

Степан Федорович, выйдя на крыльцо и узнав непрошенных гостей, скривился, не здороваясь, и, не подходя к ним, спросил:

– Чего надо?

– Здорово, мужик! – оскалился в улыбке Никитос. – Того надо, что и всем! Заколи нам хорошего поросенка к Новому году. Ну и сала, колбасы ливерной, да кровяной… А самогон мы у Тимофеича возьмем…

Степан Федорович замешкался. Эти типы были ему неприятны, но когда торгуешь, нет резона прогонять покупателей…

– Сколько вам чего надо? – преодолевая неприязнь, спросил он.

– Чем больше, тем лучше! А чего ты гостей к себе не приглашаешь? – Никитос открыл калитку, и все трое, по-хозяйски осматриваясь, вошли во двор.

– Ну-ка, Чага, глянь, что там у него в котухе?

– Я вас в гости не звал, – вскипел Степан Федорович. – А лазать по моим закуткам тем более! Пошли вон отсюда! Ничего я вам продавать не буду!

– А я у тебя ничего покупать и не собираюсь, – Никитос презрительно сплюнул. – Разве я говорил что-нибудь про покупку?

Худой, подыгрывая ему, усмехнулся. А Чага прошел к новому котуху, заглянул и присвистнул.