Поэтому обманывает ли нас Божко или нет – узнать можно.

Гранд Терион – я думаю, вы знаете, о ком идет речь – обещал использовать все свое влияние, чтобы натовские бомбардировщики напали на Высокие Дечани, Грачаницу и Печку Патриаршию[22] и стерли их с лица земли, если «Рош» не докажет правоту своих слов. Вы понимаете, о чем я? Если Терион исполнит свои слова, начнется великая война, исход которой еще не ясен, но предсказуем. Мы имеем достаточно сил для того, чтобы надеяться на успех.

Теперь вам все понятно?

Я покраснел. Мне стало понятно только то, почему упырей хранят на территории Македонии, которая официально держала нейтралитет в конфликте между Сербией и НАТО, но остальное оставалось для меня загадкой.

– Не совсем, мистер Корвин. Если у вас, как вы утверждаете, есть официальное дозволение «Рош» на посещение хранилища упырей, почему в таком случае вы прибегаете к моей помощи? В этом же нет никакого смысла!

– Ошибаетесь. Хе-хе. – Вампир засмеялся. – Мне-то вы совершенно не нужны, вы нужны старому полковнику Божко.

– Это еще зачем?! – Скрестив руки на груди, я недоуменно уставился на вампира.

Мне уже не было страшно из-за нарастающего возмущения.

– Дело в том, Горич, что обиличевцы не имеют права использовать дипломатию в борьбе с вампирами. Усекли? Нет? Ну ладно, тогда продолжим. Любая дипломатия в деле борьбы добра и зла – они это так называют – рассматривается их духовными лидерами как компромисс со злом, что недопустимо с точки зрения добра: ангелы учат, что у света с тьмой не может быть ничего общего. Как написано в новозаветном послании: «Что общего у Христа с Велиаром?» Сами же вампиры, разумеется, не чураются никакой дипломатии, ведь нам не нужно держать марку, чтобы пускать пыль в глаза политическим лидерам Восточной Европы и недалекой пастве, верящей, что «Рош» может победить только с помощью Божьей. Но и они не такие уж простачки, какими хотят казаться, профессор. За их возвышенными рекламными проповедями стоит вполне земной прагматизм. Божко понимает, что в любом случае ему без дипломатии не обойтись. Но и заветы отцов он обойти никак не может. Поэтому, допуская меня на свой секретный объект в качестве наблюдателя, он якобы хочет меня пленить. Божко официально не давал мне разрешения на посещение объекта, а вам официально заявил, что опасного термовампира Матвея Корвина следует доставить сюда для того, чтобы эксперты «Рош» его обезвредили. Ваша беседа была записана на магнитный носитель и передана в центральный архив. Теперь к Божко не придраться, что он нарушает заветы отцов. Но на самом деле de facto я допущен на объект в качестве международного наблюдателя. Такова сложнейшая и лукавейшая дипломатия сил так называемого добра.

Я неодобрительно хмыкнул. Теперь все стало понятно.

– Да уж. Странная, мягко сказать, у меня в этом деле оказалась роль. Значит, вы осматриваете хранилище упырей и возвращаетесь в Белград как ни в чем не бывало?

– Именно.

– А что же будет со мной?

– Вы поживете какое-то время в монастыре, думая, что я обезврежен, а затем вернетесь в свой университет, ожидая новой директивы Божко. По крайней мере, так должно быть по правилам игры. Но теперь я изменяю правила.

– То есть?

– Вы станете моим заложником. – Корвин сделал уже знакомый мне запрещающий жест рукой: – Давайте обойдемся без истерик. Дело в том, что соблюдение правил великой игры выгодней сильнейшей стороне. Чем слабее противник, тем чаще он вынужден нарушать правила, чтобы использовать временные преимущества. Сегодня «Рош» гораздо слабее, чем наше сообщество, и Божко может пойти на нарушение правил. У меня сильная интуиция, профессор, и я чувствую здесь какой-то подвох. Вы должны знать, что, если все пойдет не по плану, я вас сразу убью.

– Хорошо-хорошо… – Я примиряюще замахал руками. – Я вам вполне верю, мистер Корвин. – Будем надеяться, что вы выполните свою миссию международного наблюдателя успешно и все пойдет-таки по плану. Ведь, кроме вашей развитой интуиции, нет никаких фактов, указывающих на то, что «Рош» не исполнит свой немолчный уговор. Ведь так?

Корвин помрачнел.

– Не совсем. Вы еще помните смерть тележурналиста Настича?

– Да, конечно.

– Так вот, Горич, мы его не убивали. А учитывая, что Настич заявлял на весь мир о реальной угрозе атаки низших упырей, противореча уверениям Божко в миролюбивости македонского проекта, все это выглядит очень подозрительно.

Мой ум отказался что-нибудь воспринимать. Бессмысленно улыбаясь, я глядел на вампира как круглый дурак.

Охридские пещеры

…Корвин тревожно посмотрел на часы.

– Ну все, нам пора, профессор, а то опаздываем. Как говорится – делу время и молитве час.

Мы вышли из кельи и направились в кафоликон. По пути мы встречали спешащих в храм монахов, на бегу торопливо подбирающих рясы, чтобы не наступить на них, – было видно, что игумен Биелой Маглы настаивает на обязательном посещении богослужений. Мы с Корвином перекрестились и вошли внутрь храма. Кроме нас, паломников в кафоликоне не было. Пожилой певчий гнусавым неприятным голосом уже распевал стихиры на Господи Воззвах. Нюансы восточного византийского пения в таком непрофессиональном исполнении звучали отчасти смешно. Чтец прочел Свете тихий на церковнославянском зычным упрямым голосом. Я приложился к древним иконам и частице мощей святого Георгия Победоносца в золоченой раке с изображением дракона. На шкуре дракона был не один большой крест, как на эмблеме ордена побежденного дракона, а множество крестов поменьше, как будто сама чешуя легендарного зверя была в природных символах победы добра над злом. Корвин встал в стасидию, конечно же, не прикладываясь к иконам, и указал мне на правый клирос, где в большой архиерейской стасидии стоял игумен Харитон. Я кивнул головой и стал ожидать окончания службы.

Вечерня шла довольно долго, устав здесь соблюдали получше, чем в сербских монастырях. Я думал о том, каким образом Корвин сможет меня убить, если его вдруг захотят обезвредить обиличевцы? Может ли он сделать это дистанционно или мне банально отомстят его друзья-термовампиры? И кто вообще стоит за убийством Настича? Если вампиры его не убивали, тогда кто? Я этого не знал, но верил, что Корвин своих слов на ветер не бросает. Думать, что тележурналиста убил зачем-то сам Божко, мне не хотелось. Потому что тогда все совсем бы перепуталось: где добро и где зло. Как в джунглях, где все борются лишь за выживание. Самая удачная мысль, которая пришла мне в голову во время вечерни, была такой: лучше вообще не думать, а просто делать все, что тебе говорят, и молиться Богу, чтобы Он спас твою никчемную жизнь. Я не видел себя в этой ситуации в качестве самостоятельного игрока. Но и молитва у меня как-то не шла – все окружающее, даже служба, воспринималось как нечто пошлое. Виной тому, несомненно, были пробужденные словами Корвина сомнения.