Всего в августе — сентябре 1919 г. иркутская контрразведка арестовала около 30 большевиков. «Хотя провалы вынудили часть подпольщиков выехать из Иркутска в другие пункты губернии, деятельность большевистского подполья продолжалась», — констатирует историк П.А. Новиков.

По свидетельству архивных белогвардейских документов, с 29 августа по 3 сентября 1919 г. контрразведывательные органы в Сибири арестовали 112 человек: за агитацию — 48, за принадлежность к РКП(б) — 62, комиссаров — 2. По фактам задержания было возбуждено 64 расследования.

В октябре 1919 г. в омской областной тюрьме более 120 человек числилось за начальником контрразведывательного отделения штаба ВГК. Распоряжением главного начальника военно-административных управлений Восточного фронта срок пребывания в заключении им продлевался еще на два месяца без объяснения причин.

«Частые и большие провалы» сибирского подполья историк М.И. Стишов объясняет бдительностью колчаковских карательных структур по отношению к оппозиционно настроенным элементам, разветвленной сетью контрразведывательных структур и неопытностью начинающих подпольщиков.

Архивные документы подтверждают правоту отечественного исследователя. Безусловно, основные усилия густой сети контрразведывательных органов и государственной охраны в первую очередь были направлены на борьбу с большевистским подпольем. В отличие от деникинских, белогвардейские спецслужбы в Сибири обладали большими силами и средствами. Колчаковская контрразведка располагала значительными суммами денег и квалифицированными руководящими кадрами. Бывшие жандармы смогли обучить азам оперативно-розыскной деятельности подчиненных из числа армейских офицеров, умело организовать негласное наблюдение за подпольем, внедрить агентуру в большевистские организации и провести их ликвидацию.

Сведения о подпольных организациях, их количественном и качественном составе, а также планах колчаковская контрразведка получала от секретных агентов, внедренных в большевистские нелегальные структуры. По авторитетному мнению председателя Сибревкома И.Н. Смирнова, белогвардейская контрразведка все знала о составе и планах омской организации. «Такие подробные сведения можно было получить не наружным наблюдением, а внутренним, т.е. в нашей организации были провокаторы, при помощи которых и была белыми уничтожена верхушка организации», — писал он.

Возглавляемые бывшими жандармскими офицерами органы контрразведки и государственной охраны действовали по схеме, неоднократно проверенной охранкой еще во времена царского режима. Получив первичные сведения об организации (доносы, допросы или сообщения других сыскных органов), внедряли туда агентуру, которая выявляла состав, связи и планы подпольщиков. Собранная информация тщательно анализировалась. После подтверждения данных о враждебной деятельности группы проводились обыски и аресты, начиналось расследование, затем дела передавались судебным органам. Широко разветвленная сеть контрразведывательных органов позволяла держать под контролем большевистские организации во многих населенных пунктах.

И все же в течение декабря 1918 — марта 1919 г. рабочие восстания произошли в Челябинске, Тюмени, Омске, Иркутске, Канске и на ст. Иланской. Например, в Канске подготовка к восстанию прошла незамеченной для властей, и в ночь на 27 декабря 1918 г. город и станция без единого выстрела оказались в руках повстанцев. Лишь на следующий день восстание было подавленно прибывшими карательными отрядами.

Месяц спустя, в январе 1919 г., рабочие Бодайбо весьма удачно выбрали время для начала восстания: когда офицеры гарнизона веселились на балу в общественном собрании.

По всей видимости, контрразведка в тот период времени еще не смогла внедрить агентуру в подпольные организации вышеперечисленных населенных пунктов. В апреле 1919 г. контрразведка не предотвратила восстание в Кольчугино, а в августе — в Красноярске.

По свидетельству некоторых архивных документов, большую помощь контрразведке в обнаружении и разоблачении большевистских организаций оказали очутившиеся в Сибири иностранцы. Например, начальник Тюменского КРП ротмистр В.Ф. Посников давал блестящие характеристики служившим у него сербам, чехам, мадьярам: «Ими было обнаружено большое количество большевиков», «проявили редкие способности по раскрытию большевистских деятелей». С ним соглашался начальник КРО при штабе 2-го Степного отдельного Сибирского корпуса есаул Булавинов. Он докладывал руководству, что в большинстве случаев агентами являлись латыши, чехи, поляки и прочие иностранцы, русские не только не желали работать как агенты, «но даже сообщать что-либо важное… остерегаются».

Мотивами же сотрудничества со спецслужбами, как считает историк Н.В. Греков, являлись: 1) желание заработать; 2) стремление укрыться от мобилизации; 3) для арестованных — шанс сохранить жизнь или свободу; 4) ненависть к большевикам или желание возродить Россию.

Как известно, наибольшим доверием в большевистской среде пользовались агенты с «надежной» рабочей биографией и безупречным с точки зрения партии прошлым. Как показывают документы, таких агентов колчаковцы с успехом использовали. Позднейшие советские агентурные сводки приводят список 52 чинов и агентов Акмолинского областного управления госохраны, с краткими досье на наиболее замечательных агентов, разыскивавшихся советской властью. Среди них — бывший председатель профсоюза мастеровых Омской железной дороги, старший механик паровозного депо Ф. Михайлов (агентурная кличка — Паровоз), завербованный в январе 1919 г. лично начальником Омской охранки подполковником В.Н. Руссияновым и, по словам документа, «на допросе выдавший участников съезда профсоюза и назвавший фамилию председателя стачечного комитета». Другим ценным агентом был старый профессионал А. Крупский (кличка — Пленный), служивший еще в 1896–1901 гг. агентом в Парижской резидентуре царской охранки при знаменитом П.И. Рачковском, затем «сосланный» в Якутию для внедрения в среду политических ссыльных, позднее работавший среди политссыльных и арестантов в Бодайбо, Каменец-Подольске, Харбине, Владивостоке. В марте 1919 г. все тот же, но уже полковник В.Н. Руссиянов внедрил его агентом среди рабочих Омской железной дороги, где он получал от госохраны рекордное жалованье 1000 рублей в месяц, тогда как большинство агентов получали по 300 рублей. Наконец, среди агентов, завербованных и внедренных В.Н. Руссияновым в Омске в мае 1919 г., называется бывший советский участковый комиссар милиции Тюников (кличка — Патрон), также выходец из рабочих.

Несмотря на то что в руководящем звене колчаковской контрразведки и госохраны служили профессионалы сыска еще жандармской школы, мы не находим примеров проведения более сложных оперативных комбинаций: разложения большевистских организаций изнутри или попыток осуществить агентурное проникновение в вышестоящие большевистские организации — Сибирское бюро РКП(б) или в Реввоенсовет 5-й армии. По мнению авторов, они не проводились из-за дефицита времени и низкой квалификации оперативного состава и агентуры. Обратим внимание, что обе противоборствующие стороны обладали приблизительно одинаковым кадровым потенциалом. Ошибки и просчеты неопытных подпольщиков позволяли белогвардейцам наносить ощутимые удары по нелегальным организациям.