— Куда мы идем? — поспешно спросила она, пытаясь отступить.

— Как видите, мы уже почти на балконе, — холодно сообщилспутник и, еще сильнее стиснув ее локоть, свободной рукой повернул ручку двери,вывел Уитни наружу и закрыл стеклянные створки. Потом, не говоря ни слова,отпустил девушку, подошел к каменной балюстраде и, опершись на нее бедром,начал молча рассматривать свою даму.

Уитни стояла, боясь шевельнуться, сгорая от стыда, потомучто план леди Юбенк провалился, потому что позволила себе участвовать в нем, ивсе-таки исполненная решимости довести его до конца, если возможно.

— Наверное, нам стоило бы перейти на другую сторону? —предложила она.

— Наверное, но мы этого не сделаем, — отрезал Клейтон.

Он уже успел сообразить, что его используют в качествеподсадной утки, и с каждой секундой все больше раздражался и терял терпение.Уитни выглядела юной стройной богиней — соблазнительницей, сверкающей серебромв лунном свете каждый раз, когда ветерок развевал складки ее наряда. И онапринадлежит ему, черт возьми! Он даже заплатил за туалет, который сейчас наней!

Наконец его осенила идея. Перегнувшись через перила, онзаглянул за угол, удостоверился, что Севарин и Элизабет Аштон по-прежнему стояту балюстрады, и вновь обернулся к прекрасной спутнице, нервно теребившейтемно-синий шифон платья.

— Ну, мисс Стоун, — осведомился он, повысив голос так, чтобыего услышали на другом конце .балкона.

Уитни даже вздрогнула от неожиданности.

— Что именно вам угодно? — пробормотала она, шагнув вперед внадежде заглянуть за угол и подсмотреть, что делают Пол и Элизабет. Но попыткане удалась, поскольку Клейтон выпрямился и быстро встал перед ней, загородивдорогу. — Что именно? — повторила Уитни, машинально отступив, чтобы как можнобольше увеличить расстояние между ними. И прежде чем девушка поняла, чтопроисходит, се уже прижали спиной к темной стене дома.

— Ну, теперь, когда я привел вас сюда, — спокойно началКлейтон, — чего вы потребуете от меня? Что я должен сделать дальше?

— Дальше? — осторожно поинтересовалась Уитни.

— Вот именно, дальше. Я хочу удостовериться, что правильнопонимаю свою роль в той занимательной игре, которую мы ведем. Вероятно, мнеследует поцеловать нас, чтобы заставить Севарина ревновать, не так ли?

— Да я не позволила бы вам прикоснуться ко мне, даже если бытонула! — парировала Уитни, слишком разгневанная, чтобы почувствовать себяуниженной.

Однако Уэстленд, пропустив гневную реплику мимо ушей,задумчиво произнес:

— Не возражаю против того, чтобы сыграть свою роль, носомнительно, чтобы она пришлась мне по душе. Итак, мне придется целовать совсемеще зеленую дилетантку или вы достаточно поднаторели в этом искусстве за всеэти годы? Сколько раз вы целовались в жизни?

— Могу побиться об заклад, вы живете в постоянном страхебыть принятым за джентльмена, — фыркнула она, чтобы скрыть нарастающую тревогу.

Стальные пальцы сомкнулись на ее плечах, и он началпритягивать ее к себе. Поняв, что ей с ним не справиться, она разъяренноуставилась в смеющиеся глаза.

— Уберите от меня руки!

— Может, число мгновений, когда вас целовали, не поддаетсясчету? Или они для вас имели так мало значения, что просто успели улетучитьсяиз памяти?

Уитни почувствовала, что сейчас взорвется:

— Меня целовали достаточно часто, чтобы больше нетребовалось уроков от вам подобных!

Тихо хмыкнув, он обнял застывшую от напряжения девушку.

— Неужели вас целовали так часто, малышка? Уитни уставиласьна мускулистую грудь, отказываясь поднять глаза. Кричать не имело смысла: еерепутация будет навеки погублена, если кто-то увидит ее в столькомпрометирующей ситуации. Она не могла, просто не могла поверить, что такоедействительно происходит с ней. Разрываясь между желанием залиться слезами иударить его, Уитни объяснила как можно спокойнее:

— Если вы оставили старания унизить и запугать меня,пожалуйста, отпустите.

— Не отпущу, пока не обнаружу, насколько велик ваш опыт! —прошептал он.

Уитни вскинула голову, намереваясь разразиться назидательнойтирадой, но он прижался к ее губам, заглушая слова. Девушка застыла,потрясенная неведомыми ощущениями, но заставила себя стоять, не шевелясь, ивыносить прикосновение его рта. Хотя у нее действительно почти не было опыта впоцелуях, она давно и ловко научилась их избегать и твердо знала, что нисопротивлением, ни страстным ответом на поцелуй женщина не может низвестичересчур пылкого мужчину до состояния полного раскаяния и искреннего смирения.

Однако, когда Клейтон наконец отстранился, он новее невыглядел ни раскаявшимся, ни смиренным. Вместо этого он рассматривал ее сприводящей в бешенство ухмылкой:

— Либо у вас были очень плохие учителя, либо вы крайненуждаетесь в дополнительных уроках, поскольку оказались нерадивой ученицей.

Руки его разжались; Уитни отступила в сторону, резкоповернулась к нему спиной и бросила через плечо:

— По крайней мере свои уроки я получала не в борделях!

Все случилось так быстро, что она даже не успела сообразить,в чем дело. Клейтон молниеносно выбросил вперед руку и, словно клещами, Стиснувее запястье, снова потащил в тень и рывком притянул к себе.

— Думаю, — объявил он зловеще, — ваша беда в том, что у васбыли слишком плохие учителя.

Его рот впился в ее губы, безжалостно раздавливая, сминая,вынуждая раскрыться под жестокой, не-

— Ответы! — задохнулась Уитни. — Будь я мужчиной, заставилабы проглотить эти слова под дулом пистолета!

— Будь вы мужчиной, в этом не было бы нужды. Уитни стояла,сжав кулаки, дрожа от невыразимого гнева, стараясь подобрать слова, которыемогли бы проникнуть сквозь непроницаемую оболочку, в которой заключена душаэтого чудовища. Слезы выступили на ее глазах, слезы бешенства, но стоилоКлейтону заметить это, как он тут же превратился в олицетворение раскаяния.

— Вытрите глаза, малышка, и я провожу вас к друзьям.

С этими словами он вытащил из кармана белый платок ипротянул ей. Уитни показалось, что сердце ее сейчас разорвется от так долгоподавляемых ненависти и злобы. Выхватив платок, она швырнула его на пол и резкоповернулась, намереваясь поскорее уйти от него и вернуться в бальную залу. Нотут из темноты послышался голос Пола:

— Прошу извинить нас.