Поджав губы, чтобы не расхохотаться, она кивнула на старуюплеменную кобылу, спокойно щипавшую траву. Брюхо ее провисало почти до земли, ахребет выдавался острыми углами. Клейтон проследил, куда указывала Уитни, илицо его исказилось гримасой холодного отвращения. Уитни вдруг подумала, чтобудет куда забавнее, если Клейтон поплетется к месту пикника на древней кобыле.

— Томас! — позвала она. — Мистер Уэстленд решил ехать наЛеденце, так что…

— Обойдусь жеребцом! — рявкнул Клейтон и пригвоздил Уитни кместу ледяным взглядом.

Та, пытаясь защититься, передернула плечиком:

— Почему бы вам просто не объяснить мне, где будет пикник, ия спокойно доеду одна!

— Не имею ни малейшего намерения сделать это, как, впрочем,не собираюсь удовлетворить и ваше желание видеть меня лежащим на земле подкопытами этого чудовища. Садитесь в седло и держите своего коня ближе к забору,— резко распорядился он, кивнув на Хана. — У меня достаточно забот и без того,чтобы еще и за вас переживать!

Эта высокомерная уверенность в том, что он сможет справитьсяс жеребцом, несколько смягчила ее угрызения совести. Она вскочила на Хана иповела его к дальнему концу загона, а потом, зажав поводья зубами, перевязалашарфом волосы.

Грумы, конюхи и три садовника поспешили к загонуполюбоваться невиданным зрелищем. Томас и два грума удерживали скакуна, покаКлейтон гладил грациозную шею, что-то тихо говоря. Вспомнив, как эта же самаярука ласкала ее грудь, Уитни вспыхнула.

Клейтон поставил ногу в стремя, приподнялся и медленноопустился в седло, стараясь не делать лишних движений, чтобы не встревожитьжеребца еще больше. Но, несмотря на все предосторожности, Опасный Перекрестокфыркнул и резко взбрыкнул. Тот, кто сидел в седле до Клейтона, был явно нижеростом, и на какое-то мгновение Уитни показалось, что Перекресток собираетсяизбавиться от нежелательного бремени, пока конюхи удлиняли ремни стремян.

Резвый скакун ни минуты не мог стоять спокойно и перебиралногами, готовясь выкинуть новый трюк. Уитни, злорадно радуясь, каждую минутуожидала, что Клейтон откажется от своей затеи. Но вместо этого он взял в рукиповодья, и грумы поспешно отскочили в сторону.

Все внимание Клейтона было сосредоточено в этот момент наноровистом жеребце..

— Легче, легче, — успокаивал он, слегка ослабив поводья.

Опасный Перекресток гневно прядал головой, пытаясь закуситьудила и стараясь боком подобраться к ограде, то и дело вскидывая задом.

— Легче, легче…

Клейтон словно гипнотизировал жеребца, а поводья не давалитому выйти из повиновения.

Уитни, широко раскрыв от изумления глаза, наблюдала, какОпасный Перекресток, еще немного побунтовав, смирился и даже проскакал рысьювдоль изгороди… Уши скакуна торчали вперед, и сам он выглядел так, словнонаслаждался происходящим и был крайне горд нести на себе такого превосходногонаездника. Клейтон дотронулся до боков коня хлыстом, давая знать, что пораперейти на легкий галоп, и Перекресток мгновенно вскинул голову и ударил задом.

— Это хлыст, сэр, — весело крикнул Томас. — Бросьте его, иконь успокоится!

В эту минуту Уитни простила Клейтона и постаралась забытьобо всех обидах. Она была слишком хорошей наездницей, чтобы притвориться, будтоне поражена увиденным, и потому, не скрывая восхищения, наблюдала, как властноуправляется Клейтон с жеребцом. Он направился к ней, и Уитни, заулыбавшись, ужехотела было воздать должное его искусству, но так и осталась с раскрытым ртом.Клейтон, швырнув хлыст в ее протянутую руку, пренебрежительно бросил:

— Жаль, что разочаровал вас! В следующий раз поищитекого-нибудь другого для своих детских игр!

— Вы настоящее чудовище, — прошипела Уитни, резкоразмахнувшись.

Хлыст со свистом прорезал воздух и, вместо того чтобыопуститься на плечо Клейтона, врезался в лошадиный бок. Разъяренный жеребецвзвился в воздух и помчался к изгороди, словно намереваясь проломить тонкиепланки, однако в последний момент передумал, одним прыжком взял препятствие ипонесся неведомо куда.

— О Боже! — прошептала Уитни, глядя вслед лошади и всаднику,несущимся по пологим холмам, и, охваченная стыдом, поспешно отвернулась.

Однако чувство вины за собственную ребяческую попыткуотомстить еще более усилилось при виде Томаса, подбежавшего к ней с багровым отярости лицом.

— Так вот, чему вы выучились во Франции! Калечить безвинныхживотных! — проревел он. — Да этот конь сроду больше никого не подпустит,дурочка вы этакая!

Повернувшись, он побежал в конюшню, спеша скорее оседлатьлошадь и отправиться на поиски жеребца.

Уитни едва удержалась, чтобы не последовать за Томасом,объяснить, что она намеревалась ударить не коня, а всадника. Жеребец был ужедалеко и быстро превращался в едва различимое пятнышко на горизонте, так что непредставлялось никакой возможности разглядеть, держится ли еще в седле Клейтон.Лихорадочно оглядываясь, Уитни видела вокруг лишь одни неодобрительные лица.Слуги и конюхи поспешно отводили глаза.

Больше она не могла оставаться здесь и терпеть их молчаливоеосуждение. Уитни повернула Хана и поехала вдоль ограды загона, но, добравшисьпочти до конца, внезапно поняла, что не имеет ни малейшего представления, кудаехать, и поэтому нерешительно натянула поводья. Справедливости ради ей следуетостаться здесь и покорно принять все последствия своего безобразного поведения.Что, если Клейтона принесут на носилках? В этом случае просто необходимо нетрогаться с места, чтобы быть наготове и помочь, чем можно.

Она вновь направилась к конюшне, но вторично натянулаповодья. Вдруг Клейтон удержится в седле и прискачет назад на ОпасномПерекрестке? Она от всей души надеялась на это, но тогда уж лучше оказатьсяподальше отсюда. Стоило лишь представить, каков он в гневе, и руки Уитниневольно затряслись от страха.

— Трусиха! — выругала она себя и, взмахнув поводьями,направилась к дому Севаринов, где решила узнать, куда собиралась поехать напикник остальная компания.

Хан вскинул голову, натянул поводья, явно недоумевая, почемуплетется шагом. Коню хотелось размяться, но Уитни, окончательно пав духом, нежелала его подгонять. Никогда в жизни не чувствовала она себя такотвратительно. Почему, почему, стоило ей приехать на родину, как все усилияисправиться пошли прахом, а жизнь снова превратилась в ад? Как она ненавидитсебя за глупую вспыльчивость, от которой, казалось, совершенно избавилась воФранции?

После нескольких минут жесточайших упреков и справедливыхобвинений Уитни снова вспомнила о случившемся. В хорошенький же переплет онапопала! Вряд ли такое сойдёт ей с рук. Не дай Бог, конь сломает ногу, и егопридется пристрелить! Но так или иначе, отец никогда не простит ее за этувыходку.