– Вам не холодно? – спросил, подходя к нему, Шарков.

– Холод не создает мне дискомфорта, – ответил Мастер. – Мой организм легко адаптируется к любым климатическим условиям. Я не стал выходить на улицу совсем уж раздетым, чтобы вы не чувствовали себя неловко.

– Спасибо. – Непонятно с чего вдруг Шарков почувствовал смущение. И сразу же приписал его влиянию Мастера.

Мастер лукаво улыбнулся и погрозил пальцем:

– Профессия делает вас чрезмерно подозрительным.

– Простите? – Сдвинув брови, Шарков изобразил недоумение.

Наверное, не очень хорошо. Артист из него, вообще-то, был весьма посредственный. Но играть в несознанку он мог долго и истово.

– Вы прекрасно все поняли, Игорь Викторович. – На лице Мастера ни обиды, ни укоризны, лишь все та же лукавая полуулыбка. – И вы правы, актер из вас никудышный.

Мысленно Шарков был готов к подобному повороту событий. Он знал, что рано или поздно этот разговор случится, и много раз прокручивал его в уме, стараясь не упустить никаких нюансов. Мастер пока только подначивал его, беззлобно и не кичливо. Но, оставив без ответа первый, почти безболезненный укол Мастера, Шарков мог ожидать новых, куда более серьезных вызовов. В отличие от Мастера выбор действий для Шаркова был ограничен. Он не мог похвастаться сверхспособностями, поэтому ему оставалось лишь предложить сыграть в открытую.

– Вы уже продемонстрировали нам с куратором свои возможности. – Шарков взглядом указал на новую ель, установленную на месте сгоревшей. – Полагаю, этого вполне достаточно.

Мастер широко улыбнулся и протянул Шаркову руку.

Чувствуя недоверие, Шарков все же не мог не ответить на рукопожатие.

В тот момент, когда их ладони соприкоснулись, Шаркову показалось, что его руку кольнул легкий электрический разряд, а лицо Мастера будто осветилось изнутри матовым, бледно-опаловым светом. Но это была всего лишь иллюзия, длившаяся не больше мгновения. Ладонь Мастера была сухая и теплая.

– Даю вам слово, что не стану рыться в вашей памяти или читать ваши мысли. Если, конечно, вы сами этого не пожелаете.

– С чего бы вдруг мне этого захотелось? – насторожился Шарков, чувствуя подвох в словах Мастера.

– Ну, всякое в жизни случается, – ответил тот. – Допустим, вам захочется оживить какое-то старое, полустершееся воспоминание. Или вдруг у вас возникнет необходимость сказать мне при посторонних что-то очень личное. В таком случае не надо махать руками, делать страшные глаза или каким-то иным способом пытаться привлечь мое внимание. Достаточно будет только подумать об этом. Хотите попробовать, как это работает?

– Не сейчас, – качнул головой Шарков.

– Почему? – Мастер, казалось, был расстроен отказом. – Мне думалось, людей привлекает все необычное.

– Не в тех случаях, когда нужно испытывать это на себе, – ответил Шарков.

– Уверяю вас, это совершенно безопасно!

«А можно ли тебе верить?» – подумал Шарков, хотя и понимал, что лучше об этом не думать. Лучше вообще ни о чем не думать. Заверения Мастера о том, что он не станет лезть к нему в голову, вовсе не убедили Шаркова. Он ведь может просто не озвучивать то, что узнает. И Шарков будет пребывать в счастливом неведении, будучи уверен в том, что его разум и память находятся в неприкосновенности.

Улыбка Мастера сделалась несколько иной – чуть более жесткой. При желании в ней можно было углядеть и капельку надменности, и чуточку самодовольной спесивости, и легкий мазок сарказма.

– Хотите, чтобы я продемонстрировал это на ком-то другом? Может быть, на том охраннике, что притаился за елкой? – Шарков внимательно посмотрел на ель, на которую указывал Мастер. С того места, где они находились, охранника не было видно. – Или, может быть, лучше на том, что прячется за парапетом? – Мастер махнул рукой в другую сторону. Но и там Шарков никого не увидел. – Что я должен заставить их сделать? – Мастер призывно раскинул руки в стороны. – Выбирайте, не стесняйтесь!

– Мне показалось, вы собирались закончить демонстрировать свои возможности, – сухо ответил Шарков. – Вам самому-то это еще не надоело?

– Что именно?

– Доказывать всем, что вы лучший.

– Сейчас я пытаюсь убедить вас в том, что мне можно доверять. Поверьте, мне неприятно то, что, совершенно меня не зная, вы априори считаете меня лжецом и обманщиком.

Шарков хотел было сказать, что это не так, но вовремя сообразил, что в таком случае лжецом станет он.

– У меня нет оснований верить вам, – сказал он.

– Так же как нет оснований и для недоверия, – парировал Мастер.

– А что насчет Дживза и Арчи? – Шарков решил идти до конца. – Вы хотя бы имена их настоящие знаете?

– Я знаю о них больше, чем известно им самим, – криво усмехнулся Мастер. – Это были приставленные ко мне профессиональные соглядатаи. И вы это знаете. Они осознанно шли на риск. То, что я с ними сделал, было самозащитой.

– То есть еще один урок для тех, кто собирается вести с вами переговоры?

– Можно и так сказать. Я хочу, чтобы переговоры велись честно.

– А из-за чего пострадал доктор Карцев?

– К его безумию я не имею никакого отношения. – Мастер начал неторопливо спускаться вниз по лестнице. Шарков, так же неспешно переступая с одной ступени на другую, последовал за ним. – Я как раз рассчитывал, что доктор Карцев станет тем самым человеком, с которым я смогу беседовать на самые разные темы. Понимаете? Мне нужны не только соглядатаи, но и собеседники. Хотя бы один.

Шарков не видел всего лица Мастера, только ухо и часть щеки. Но говорил он столь искренне и проникновенно, что Игорь поймал себя на том, что ему хочется верить альтеру. А поймав, тут же сам себя и осадил – это была не искренность, а очередной крючок, на который пытался подцепить его Мастер.

– У доктора Карцева есть забавная теория насчет того, что я представляю собой инструмент естественного отбора. Он вам еще не рассказывал?

Мастер ступил на расчищенную от снега площадку перед крыльцом.

– Рассказывал, – кивнул Шарков.

– Ну и как вам?

Шарков молча пожал плечами, стараясь, чтобы жест в полной мере отобразил все его безразличие к этому вопросу.

– А мне понравилось, – улыбнулся Мастер. – Теория невообразимо глупа, но именно в силу своей глупости она абсолютно неуязвима. Как и все теории заговора.

– Почему? – спросил Шарков.

– Потому что спорить с глупостью станет только еще больший глупец. – Мастер быстро глянул по сторонам. – Направо, налево или прямо?

Переход был столь резким, что Шарков не сразу сообразил, что речь идет о выборе одной из трех дорожек, по которым можно было пойти. Мало того что не думать ни о чем было совсем непросто, оказывалось, что у недумания имелись еще и побочные эффекты. Заторможенная реакция на простые, в принципе, вопросы, один из них.