– Чтобы хоть чем-то себя занять, – с усмешкой ответил Карцев. – Иначе тут можно с ума сойти.

– Тогда я открою окно. У меня в этом смраде уже голова не варит.

Не слушая возражений, Шарков подошел к окну, раздернул тяжелые шторы и распахнул левую половину оконной рамы. С улицы пахнуло морозной свежестью. Шарков сделал глубокий вдох, зажмурился и на несколько секунд задержал дыхание. Ему казалось, он чувствует, как чистый, холодный воздух очищает от дыма легочные альвеолы. Это было приятно и немного щекотно.

– Только так его и можно держать на расстоянии. Он не любит мрак и не переносит табачного дыма.

– Кто? – не оборачиваясь, спросил Шарков.

– Мастер.

– Чеснок не пробовал?

– Пробовал – не действует.

Поворотившись к Карцеву лицом, Шарков оперся ладонями о край подоконника.

– А если он тебя позовет?

– Тогда я пойду к нему. – Карцев нервно дернул плечом.

– Вот просто так встанешь и пойдешь? – недоверчиво прищурился Шарков.

– Я не могу ему сопротивляться. И никто не может.

– Что в нем такого?

– Ты еще не понял?

– Ну, показывать фокусы он умеет.

– Фокусы? – Карцев усмехнулся и ткнул окурок в пепельницу. – В том-то и дело, что это не фокусы. Он может все.

– То есть вообще все?

– Абсолютно.

– Зачем же тогда он просит доставлять ему еду из ресторанов, книги из магазинов и кровь из больниц?

– Есть старый добрый закон сохранения материи. Количество материи во Вселенной постоянно. Она не исчезает и не появляется из ниоткуда, а лишь меняет свою форму. Условно говоря, если я хочу, чтобы передо мной сейчас неким волшебным образом появилась банка колы, – согнув ладони и сложив их вместе, Карцев изобразил воображаемую банку, – и если, допустим, я в состоянии это сделать, мне придется выдрать где-то из пространства соответствующий кусок материи. Если это был кирпич, удерживающий угол дома, то стена может рухнуть. А если это был кусок графитового стержня в ядерном реакторе?.. То есть любое подобное вмешательство чревато серьезными, абсолютно непредсказуемыми последствиями. Мастер поступает более чем разумно. Он не перекраивает ткань мироздания, а заставляет других делать то, что ему нужно.

– То есть ты хочешь сказать, что в случае необходимости он мог бы сам из ничего сотворить суши, которые ему сегодня привезли из японского ресторана?

– Не из ничего! – вскинув палец, уточнил Карцев. – Из другой материи. Он мог бы сделать это без труда. Но зачем, если он и так получил свои суши?

Шарков в задумчивости постучал пальцами по подоконнику. Затем сделал шаг и взял со стола бокал.

– Как я понимаю, это твои теоретические умозаключения?

– Понимай как знаешь, – безразлично пожал плечами Карцев.

– Но ты не знаешь этого наверняка?

– А кто это может знать? – Карцев сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и выпустил облако зловонного, едкого дыма. – Только сам Мастер.

Шарков сделал глоток шампанского и бокалом указал на Карцева.

– Вопрос: почему, когда Мастер понял, что ты знаешь, кто он на самом деле, он не отформатировал твой мозг, как охранникам?

– Зачем? – с обреченным видом посмотрел на ловчего врач.

– Чтобы ты никому не рассказал об этом.

Карцев грустно усмехнулся:

– Ну, вот теперь ты это знаешь. И что с того?

Шарков недовольно поджал губы. Карцев все время пытался увести разговор в плоскость некой псевдофилософской обобщенности. В то время как ему требовалась конкретика.

– Как по-твоему, зачем Мастер пришел к нам, выдавая себя за Муромского?

Карцев протестующе замахал пальцами с зажатой в них сигаретой.

– Ты как-то странно формулируешь вопрос.

– Что тебе в нем не нравится?

– Мастер не выдает себя за Муромского.

– Разве?

Озадаченно сдвинув брови, Шарков попытался припомнить весь разговор Мастера с Бапиковым, свидетелем которого он был. Альтер просил называть его Мастером – это так. Но он и не возражал, когда куратор обращался к нему по имени.

Карцев чуть подался вперед и направил на Шаркова дымящуюся сигарету.

– Мастер – это тот, кто прежде был Муромский!

– Стоп! – Шарков одним глотком допил остававшееся в бокале шампанское и поставил его на стол. – Так, значит, Мастер – это и есть Муромский?

Карцев прикрыл глаза и медленно качнул головой из стороны в сторону.

– Мастер был Муромским.

«Одно из двух, – подумал Шарков. – Либо Карцев слетел с катушек, либо намеренно дурачит меня».

– А это не одно и то же? – спросил он вслух.

– «Ты был младенцем» и «ты остался младенцем» – есть разница?

Шарков утвердительно кивнул. Он наконец-то понял, куда клонит Карцев.

– Ты хочешь сказать, что, став Мастером, Муромский перестал быть тем забитым, ни на что не годным альтером, которого ты встретил в пансионате?

– Можно и так сформулировать, – согласился Карцев.

– Но физически это один и тот же человек?

Карцев покачал головой:

– Скорее всего. Хотя я не стал бы утверждать это со всей определенностью.

– Но это тот самый альтер, которого ты знал?

– Со всей определенностью – нет, – решительно мотнул подбородком Карцев. – Муромский не смог бы сделать ничего из того, на что способен Мастер.

Шарков вновь потер пальцами виски. Карцев определенно был не в себе. Тут, что называется, и к доктору не ходи. Он оперировал какими-то своими понятиями, разобраться в которых было совсем непросто. Как бы так сформулировать вопрос, чтобы получить определенный ответ?

– Слушай, Виктор, – медленно начал он, – сейчас мне просто надо понять, что за альтер находится в пансионате?

– Мастер, – уверенно ответил Карцев.

– Мы его возвращения ждали?

– Нет.

– Где тот, кто должен был вернуться?

– Его больше нет.

– Что с ним стало?

– Он стал Мастером.

Ну вот, наконец-то все встало на свои места. Все-таки Мастер это не подставной альтер, а все тот же Алексей Муромский, которого Карцев отказывается таковым считать. Впрочем, так же как и сам Муромский. В этом плане у них идеальный консенсус.

– Что ты можешь рассказать мне о Мастере?

– Ничего, – мотнул головой Карцев.

– Почему?