будет, Карл в этом не сомневался, и следить особо не придется. Узнав, что молодой наниматель из рода одаренных собирается проводить магический ритуал, большинство наемников с готовностью переместилось как можно подальше от места предполагаемого действа без всяких приказов.

Обычные люди не доверяли магии и все что с ней связано, предпочитая держаться подальше. И правильно делали. Слишком много перед глазами стояло примеров, когда колдовство приносило беду. И не только во время боевых действий, достаточно вспомнить Токио и стертые с лица земли городские кварталы.

Карл последний раз огляделся, проверяя все ли в порядке.

В центре разрушенного центрального корпуса химкомбината — основного очага заражения, были расставлены статуи, даже ночью исходившие антрацитовым мраком. Их близость вызывала дрожь у бывалого ветерана. А улавливаемое периферийным зрением движение каменных изваяний постоянно провоцировало желания повернуть голову, чтобы удостоверится, что движение лишь показалось. Но спрятанный глубоко внутри страх мешал, потому что возникала опаска, что не показалось — что статуи действительно ожили. И тогда страх превращался в ужас…

Ульбрихт-Бельский мотнул головой, прогоняя зловещие видения, где древние статуи оживают. Ему не хотелось думать об этом, ему вообще ни о чем не хотелось размышлять. Глядя на расставленные в форме неправильной пентаграммы творения давно умерших колдунов, появлялись нехорошие предчувствия, что скоро произойдет нечто непоправимое.

Еще беспокоила сама пентаграмма, выстроенная по совершенно иным законам — зеркальности к другим планам бытия, как объяснил сюзерен. Заигрывать с такими силами, по мнению Карла, было смертельно опасно, но и не выполнить приказ он не мог. Поэтому привезенные со склада Скайфолла статуи стояли именно так, как указал молодой князь.

Подумав о юном годами господине, бывший гвардеец нахмурился.

Домен, поднятый из глубин Астрала — сказал бы это кто иной, и он бы ни за что не поверил, что такое возможно. Но молодой Мещерский… его слову можно доверять. Он доказал это в жизни.

Карл сам не мог сказать почему все так вышло. Когда от какого-то сопляка, с кем случайно свела судьба, пришло предложение осуществить желание всей жизни — отомстить, до сих пор непонятно, почему он согласился.

Может потому что тогда ему было все равно за кем идти? Сложный вопрос на который у него не было ответа.

Но все вышло, как вышло. Смерть врага принесла умиротворение в беспокойную душу… И вместе с этим лишила смысла всей жизни. На какой-то момент он даже растерялся, вдруг оказалось, что больше не к чему стремиться, главная цель оказалась исполнена и что делать дальше абсолютно неясно.

Он ощутил этот покой, когда видел, как подрывается заложенная бомба. Как взлетают в воздух искалеченные тела из свиты германской принцессы. Как дядя, пытается создать щит, успев что-то почувствовать в последний момент. И как он пробивает его защиту узко направленным ядовитым заклятьем.

Да, его враг умер не от взрыва. Карлу все же удалось нанести последний удар собственной рукой, несмотря на то, что по плану все должно было произойти по другому. Но он был за это лишь благодарен. Потому что наблюдая, как корчится выродок, лишивший его любви и обрекший на изгнание, ничего кроме мрачного удовлетворения бывший гвардеец не испытывал.

Семь минут длилась агония, и все эти семь минут Карл получал наслаждение, видя как его враг медленно подыхает в мучениях. Кровь за кровь — старый принцип отмщения оказался исполнен.

А потом наступила пустота. В первую секунду гвардеец этого даже не понял, и растерялся. Пришло осознание, что все кончено, что не к чему больше стремится, незачем жить. И даже мелькнула мысль закончить путь тут же на улицах охваченного паникой города.

Но потом в памяти всплыли жесткие глаза молодого князя, которому он дал клятву верности. И душа гвардейца, с чередой благородных предков за спиной не позволила взять верх малодушию. У него появилась цель — служить тому, кто позволил мести осуществиться…

— Они ушли, — Тимофей бесшумно подошел сзади. В ночной тишине он казался призраком. — И тебе пора.

Казалось во внешности молодого аристо ничего не изменилось, но лишь на первый взгляд. Обладающий даром видел, как аура стоящего перед ним парня скручивается в спиралях темной энергии.

По спине Карла пробежал холодок Увиденное пугало больше, чем жизнь без радости мести.

Ощущение чего-то зловещего окружало Тимофея, било наотмашь, заставляя держаться подальше. И страх… он тоже был здесь, витал вокруг, как липкая патока. Страх заглянуть в лицо, ставшего вдруг совершенно незнакомым человеку. Мерцающий черный свет в глазах которого ему однажды пришлось наблюдать, незримо напоминая о недопустимости нахождения рядом.

— Да, милорд, — Карл склонился в глубоком поклоне. Так и не заглянув в лицо сюзерена он сделал шаг назад.

— Сегодня будет хорошая ночь, — голос последнего из Мещерских сухими листьями осыпался за спиной.

Гвардеец вздрогнул и все-таки обернулся. Потом он часто корил себя за поступок, ставший причиной долгих кошмаров — он взглянул в лицо сюзерена. И вздрогнул.

В свете неполной луны кожа высокого юноши казалось светилась и на фоне этого света бездонными омутами выделялись глаза, полностью затянутые в черную дымку.

Привыкший ко многому, видевший за жизнь немало чудес, Карл не смог сдержать потрясения. Потому что в какой-то момент ему показалось, что из глубин затянутым мраком глазниц за ним кто-то наблюдает. Кто-то настолько далекий от рода людского, что один человек для него не больше, чем муравей, случайно попавший на ладонь и оттого ставший причиной мимолетного интереса.

Подавив страх и собрав в кулак волю, Карл выбросил руку вперед в официальном приветствии наемников, молча развернулся и наконец сел в машину. Он не помнил, как уезжал, не помнил, как добирался до временного лагеря, перенесенного от старого места дальше вдоль берега, перед его глазами стояла поджарая фигура светловолосого юноши в армейском комбезе из глаз которого на мир смотрела черная пустота.

* * *

Проводив взглядом багги, я усмехнулся. Предварительная подготовка изменила ауру и вместе с ней текущие вокруг энергетические потоки, что не могло повлиять на физический облик носителя. Глаза затопил мрак и вглядываться туда не рекомендовалось. Эманации инфернальной силы кружили вокруг меня плотным вихрем, вызывая у непосвященных инстинктивный страх из-за своей чужеродности.

Я внимательно оглядел расставленные по углам пентаграммы статуи. Ауры памятников эпохи ассирийских чародеев мелко подрагивали, резонируя с разлитой вокруг энергией. Это не было заметно простым человеческим взглядом, но иногда они двигались. Микроскопические движения, что едва улавливал глаз. Но они были, что говорило о наступлении первой фазы.

Обряд начался еще в ходе подготовки — рисунок