По мнению Кинга, рабочие практически приравнивались к беднякам и они тоже подрывали экономику страны. Их заработок растрачивал благосостояние королевства, и, так как они зарабатывали слишком мало, чтобы обеспечить себе нормальное существование, они частично жили за счет благотворительности. Они с трудом женились. Кинг подсчитал, что они имели одного-двоих детей на каждого, как и представители первой категории. Богатые владельцы испытывали жалость к притесняемым рабочим, для которых их положение было неизбежным, поскольку у них просто не хватало средств выбраться из этой ситуации. Поэтому половина населения Англии была отправлена в группу с названием «неизбежное зло». Если такова была ситуация в благополучной Англии, то психологическое разделение на территориях к востоку от Эльбы было еще острее: мелкие лендлорды получали все привилегии, а слуги не могли даже помыслить о нормальном доходе.

Общество, которое охарактеризовало половину своего населения как «несчастное», вряд ли могло рассчитывать на политическую и экономическую демократию. Везде в Европе класс имущих имел право на политическое управление, равно как на богатство и комфорт. Даже слова «либерализм» и «свобода» имели иной подтекст, нежели сегодня. «Либерализм» в XVI и XVII вв. относился к получению удовольствия от особых преимуществ, недоступных другому человеку. Например, в Венеции закрытый круг, куда входили 2 тысячи знатных мужей, позиционировал либеральность в управлении страной. Когда голландские бюргеры отстаивали свои свободы перед Филиппом II, они не говорили о праве всех голландцев управлять, а скорее защищали интересы привилегированного слоя. Также «свобода» значила освобождение от ограничений, которые приходилось терпеть непривилегированным классам. Ученик сапожника, который служил хозяину 7 лет, получал в итоге свободу: он мог теперь делать обувь для своего достатка, не отдавая часть денег учителю. Он принимался в привилегированную группу с монополией на производство обуви, поскольку ни одному сапожнику нельзя было открыть магазин без того, чтобы вначале не прослужить у начальника и не добиться свободы. Оба этих понятия — «либерализм» и «свобода», весьма далекие от их современного понимания возможности людей делать так, как им кажется нужным, — имели отношение к нескольким привилегиям. Достаток и привилегии шли рука об руку. Имущие и неимущие — это, вероятно, более тонкое разделение, чем привилегированные и непривилегированные классы. Тогда не существовало понятия, эквивалентного современному «непривилегированный». Термин этот совершенно иной, мы определяем им тех членов общества, которым было отказано в экономических, социальных и политических правах, долженствующих принадлежать всем людям. Непривилегированные члены общества не могли бороться за такие права.

Чтобы держать неимущие классы на своем месте, правительство принимало репрессивные меры. Долгое время закабаление было слишком дорогим «удовольствием», поэтому пойманных преступников казнили или изувечивали — им отрезали язык, нос, резали щеки, отрубали руки или ступни, после чего отпускали. В Англии осужденные иногда отправлялись в колонии. Во Франции они отправлялись на выполнение тяжелых работ. Преступления против имущества карались так же, как и преступления против человека. Самым тяжелым наказанием был штраф или смерть. Публичные казни соперничали с травлей медведями и петушиными боями по популярности зрелища. Власти выставляли головы казненных преступников на пиках вдоль мостов и на воротах в назидание остальным. Один из путешественников XVII в. насчитал 150 истлевших скелетов разбойников, болтающихся на виселицах между Дрезденом и Прагой. Несмотря на это, большая часть преступлений так и оставались нераскрытыми и безнаказанными. Но с помощью четвертований правительство в больших городах могло хоть как-то поддерживать порядок.

Странно наблюдать, как много места в городе, например в Париже XVII в., было отведено армии: огромный форт, в данном случае Бастилия; просторные армейские казармы и госпитали; загородные площадки для парада, как Марсово поле. Еще более удивительно выглядят территории, отданные под королевские дворцы и сады аристократии. В Париже соединенные Лувр и дворец Тюильри выходили на простирающийся на километры сад, граничащий с Сеной, специально спроектированный так, чтобы угодить вкусам придворной знати, и вдобавок в XVII в. за городом было построено еще два дворца — Люксембургский и Пале-Рояль, оба окруженные садами, где члены высших слоев общества могли насладиться свежим воздухом.

В XVI и XVII вв. европейцы поработили миллионы негров и индейцев. Когда европейцы — будь то португальцы, испанцы, голландцы, англичане или французы — впервые столкнулись с неграми в Африке, индонезийцами или американскими индейцами, они инстинктивно поставили этих людей намного ниже, чем непривилегированные классы у себя дома. Причины были ясны. Темнокожие люди отрицали и христианскую культуру, которую европейцы считали высшим своим достижением, и главенство Европы. В то время даже турок, считавшихся неверными, презирали, несмотря на их военную мощь и политическую организацию, так стоит ли удивляться тому, что Кортес и Писарро не потрудились воспринять и понять культуру ацтеков и инков, которых они так легко завоевали. Несколько ученых, например Томас Мор, представили Новый Свет как утопию, а, скажем, Мишель Монтень вывел, что различия между старым и новым миром лишь относительные. Кто мы, спрашивает Монтень в 1570 г., окруженные французскими Религиозными войнами, кто судит каннибалов из Бразилии? Но грубые и предприимчивые искатели приключений, которые завоевывали Америку и торговали с Азией и Америкой, не испытывали таких проблем. Для них все население этих стран было варварским, которое — если это было возможным — стоило обратить в христианство, обращаться с ними как с преступниками и заставлять работать на своих белых хозяев.

Еще в 1443 г. португальцы вывозили домой африканских рабов. В 1493 г. Колумб привез домой в Испанию индейских рабов. Но рабская рабочая сила была нужнее в Америке, а не в Европе. В первой декаде XVI в. испанцам понадобились работники для плантаций в Западной Индии — на тяжелые работы, выполняемые низшими слоями населения, те, которые конкистадоры отказались делать самостоятельно. Вскоре они поняли, что аборигены Западной Индии не годятся на роль рабов. Вооруженные рабочие убили многих знатных жителей Араваки, а жестокость карибцев не имела границ. Проблема была решена ввозом с Гвинейского полуострова темнокожих для выполнения тяжелой работы в тропиках. В 1511 г. первые корабли с рабами достигли берегов Америки, положив начало эпохе массового переселения народов.

Доказано, что свыше 900 тысяч африканских рабов было переправлено в Америку в течение XVI в. и 2,7 миллиона — в XVII в. Как бы ни были грубы и приблизительны эти цифры, без сомнения, куда больше африканцев, чем европейцев, попало в Америку в эти годы. Хотя работорговля не достигла своего пика вплоть до XVII — начала XIX в., это был прибыльный бизнес уже и в XVII в. — опасный, жестокий и очень доходный для торговца. Торговцы рабами поддерживали режим политической анархии в Западной Африке. Сотни небольших племен постоянно воевали друг против друга, и любой вождь, который мог собрать целую группу пленных, быстро продавал их белому человеку в обмен на ружья и безделушки. В работорговле XVI в. доминировала Португалия, в середине XVII в. — Голландия, в конце XVII в. — Англия. Но Франция, Испания, Швеция, Дания и Германия также были активны. Большой проблемой для любого работорговца была транспортировка груза — это нужно было сделать экономически незатратно и при этом не повредить товар по дороге. Втиснутые, как сардины, в тесные трюмы, прикованные цепями к доскам, лишенные воздуха и движения, многие рабы погибали еще до того, как достигали Америки. Записи Королевской Африканской компании в Англии свидетельствуют, что в 1680 г., когда торговец мог купить раба в Гвинее за 3 фунта, 23 процента рабов погибали при пресечении Атлантического океана. Но к началу XVIII в., когда плата за рабов возросла до 19 фунтов, смертность упала на 10 процентов. Торговец вез свой груз, как любой скоропортящийся продукт, высчитывая наиболее удобную разницу между ценой и выручкой от продажи.