Писать – это гораздо утомительнее, чем думают многие. Обычно к обеду у меня уже заканчиваются силы, поэтому я иду поваляться в кровати и засыпаю под запись медитации. После этого я смотрю дневные передачи по телевизору с закрытыми окнами, чтобы наша соседка, Хедер, не услышала.

Работа, как правило, получается хуже всего в те дни, когда слова льются ручьем и мне кажется, что я в ударе. Лучшие предложения появляются на свет, простые, как ребенок, после бесчисленной шлифовки.

Ночью я иду спать, мысленно перерабатывая написанные в течение дня разделы. Многие идеи кажутся мне блестящими, но к утру я их забываю. Дружеские отношения временно приостанавливаются. Через несколько месяцев я забываю, как вести разговор. Когда книга наконец появляется на свет и требует рекламы, предполагается, что я внутренне преобразуюсь, превратившись в остроумную, хорошо одетую и общительную женщину.

Но, несмотря на все сложности, жизнь автора расширила мой мир так, как я никогда не могла подумать. Естественно, эти переходы от уборки мусора во дворе до приемов в австрийском замке, где со мной обращаются как с королевской особой, или прогулок по берегам озера Комо с моим переводчиком итальянского языка, не добавляют мне покоя.

На книжных ярмарках или во время поездок по разным странам со мной происходили такие знакомства, которые запомнятся на всю жизнь, – например, женщина в Варшаве, которая встала и через переводчика сообщила мне, что наша семья происходит из Польши, или встреча, переросшая в совместные рыдания, с жертвами цунами, которые просто хотели выразить свою боль. Я никогда не забуду чтения в Вене в элегантном зале, где играл Моцарт, или встречу со студентами в Португалии, где я узнала, что они сталкиваются с теми же проблемами, что и австралийские подростки. Куда бы я ни приезжала, я везде встречаю людей, чьи четвероногие ангелы-хранители помогли им пережить потери и боль.

Письма часто бывают очень трогательными. Я пытаюсь отвечать на все. Время от времени кто-то из читателей пересекает земной шар, чтобы встретиться с Джоной. Он принимал гостей из Италии, Канады, Швейцарии и Франции. Это были женщины, обладающие счастливой смесью ума и шарма. Пока Джона принимает поклонников, я подаю банановый пирог, который кажется такой мелочью с учетом того, какой путь им пришлось проделать.

Гудение компьютера сообщило мне, что он вернулся к жизни, и экран выжидательно засветился. Я набрала полные легкие воздуха и написала: «Блог для «Хаффингтон Пост». Писать заголовки всегда легко. Спустя две чашки кофе и кусок фруктового торта я оторвала пальцы от клавиатуры.

Боно был самым странным котом, которого я когда-либо видела…

Лучший телохранитель женщины – это ее кошка

Я закончила первое сообщение для блога и нажала кнопку «Отправить». Слова, конечно, обладают силой и длительным воздействием, но я не была уверена, что их будет достаточно, чтобы изменить жизнь моего четвероного квартиранта. Как бы я ни старалась преуменьшить его болезнь и каким бы привлекательным я его ни описывала, сама мысль о том, что читатель «Хаффингтон Пост» пожелает забрать его домой, имела мало общего с реальностью.

Теперь, когда я обрела свободу, пришло время ею воспользоваться. Если шум большого города не сможет поднять мне настроение, то что тогда мне остается?

Обменяв с доплатой свои ботинки на пару кроссовок с подошвами, похожими на зефир, я оценила ходьбу пешком. Как большинство ньюйоркцев, я проходила, наверное, в среднем 4 мили в день, но ногам было тяжело ходить по тротуару. В этом городе, даже если бы у меня была тысяча пар обуви, я бы все равно каждый день носила сникеры с мягкой подошвой.

Я потопала вниз по улице, в сторону Центрального вокзала, и остановилась перед магазином одежды, который так понравился Лидии. Не было смысла заходить в него, чтобы посмотреть на одежду, которая мне не подходила или не шла.

Мне нужно было побыть среди людей, поэтому я направилась к Таймс-сквер. Голый ковбой приподнял шляпу. Строго говоря, он не был абсолютно голым, однако выставлял напоказ гору плоти. Помню, как восхищало Лидию стратегическое расположение его гитары. Я стояла под счетчиком национального долга, наблюдая, как с сумасшедшей скоростью сменяются цифры. Счетчик как будто предупреждал, что наши жизни стремительно проносятся, и пора об этом задуматься. На Таймс-сквер было интересно, пока здесь была Лидия. Сейчас это было просто переполненное людьми пафосное место.

Вспышки неонового света на вывесках причиняли боль глазам. Уличный зазывала в мятом костюме Элмо навязчиво предлагал сфотографироваться с ним. После того, как я его послала, он побрел к лавочке, снял голову и зажег сигарету. Человек под маской Элмо выглядел таким разочарованным и уставшим, что я подошла и бросила ему мелочь на кофе.

С Таймс-сквер я сбежала в относительно тихое место – кафе, где мы с Лидией впервые обедали вместе. Без нее я чувствовала себя уязвимой, стараясь идти в ногу с человечеством и в то же время преодолевая свой антиподный уклон влево.

Возможно, я ввязалась в эту авантюру с опозданием на тридцать лет. Что, если я споткнусь, уроню бумажник или потеряю паспорт? Перспектива ограбления не слишком пугала меня. На улице я была одной из многих кровяных клеток, пульсирующих по вене, – слишком анонимная, чтобы стать объектом нападения. Кроме того, было бессмысленно переживать из-за того, что невозможно контролировать.

– Пршу прщения, маам, – обратился ко мне мужчина, когда я остановилась на красный свет светофора. – У вас развязался шнурок.

Это было обычное проявление любезности, но оно очень ободрило меня. Возможно, однажды этот незнакомый иностранец будет чувствовать себя в Нью-Йорке как дома.

Однако я начинала чувствовать болезненное притяжение старой жизни. Листья в нашем саду за домом уже, должно быть, желтеют и начинают опадать. Джона, наверное, скрутился перед камином и, если все хорошо, перестал лизать лапу. Мне нужно было сказать Филиппу, как я скучаю по теплу его тела и нашим прогулкам, взявшись за руку, по утрам в воскресенье. Вернувшись в квартиру и открыв скайп на компьютере, я была поражена, насколько древней я выгляжу на экране. Я задернула занавески, чтобы смягчить свет, и расположила компьютер так, чтобы было меньше видно мою тощую шею. Я собиралась начать с романтической нотки. Однако вместо этого в моем голосе послышалось раздражение.

– Где он? – спросила я, когда появился Филипп.

Хотя он улыбался и, казалось, был рад увидеть меня, я видела, что его внимание было далеко отсюда.

– Кто, Джона? Спит наверху, наверное.

– А как та залысина на его лапе?

– Ну, так же, может, чуть хуже.

– Хуже?! Как хуже?

– С ним все нормально.

Я узнала эту небрежную безучастность мужа.

– Ты смотришь регби, да?

Его взгляд скользнул в сторону. Должно быть, какой-то упитанный игрок забил мяч.