Найденовой. И плащ, и платок – ее.

– У тебя все?

– Ну, в целом…

– Понятно. Остапчук, по пулям что?

– Не ваша пуля у парня в затылке.

– А чья же?

Иван Саныч протянул заключение:

– «Вальтер», с наибольшей степенью вероятности – «тридцать восьмой».

– Невероятная концентрация «вальтеров», и все на нашей земле, – проворчал Сорокин.

– Один – у линейных, – уточнил Остапчук, любивший точность.

– Хорошо, хорошо. И пули, стало быть, кустарные.

– Выточены на токарном станке.

– Ну и осталось вспомнить, кто у нас ударник в ремесленном.

– Да, Воронин по месту учебы характеризуется исключительно положительно, – угрюмо подтвердил Акимов, – отличники производства – он да Пожарский.

– Значит, не только мы проморгали, – заметил капитан. – А теперь получается интересная история: Воронин застрелен из такого же оружия, что и Ревякин, – это, как говорится, раз. При налете на продбазу использованы вещи, похищенные у погибшей от естественных причин Найденовой, – это два.

– То есть это может быть один и тот же человек, – вставил Остапчук.

– Еще кое-что, – подал голос Акимов. И снова стих.

– Ну говори, раз начал, – приказал Сорокин.

– В день смерти Найденова на платформе контактировала с женщиной в форме военврача. Есть основания полагать, что еще и с мужчиной, у которого нет пальца…

Сорокин уставился на него горящим красным оком:

– Что ты сказал?! Пальца? Указательного, на правой?

– Да, – подтвердил Сергей, – а что?

– А то, товарищи мои дорогие, что у налетчика нашего сбежавшего как раз его и нет, указательного на правой. И раз так…

– …то он стрелять может только левой, – закончил Акимов. – Полагаете, что это он стрелял в Ревякина?

Некоторое время они молчали, укладывая в голове новости. Потом, решившись, Сергей все-таки высказался:

– Николай Николаевич, никак из головы у меня Чайка не выходит. Пожарский, описывая женщину-военврача, как будто ее портрет нарисовал.

– Что, такая заметная? – поинтересовался Сорокин.

– Очень, – решительно подтвердил лейтенант.

Николай Николаевич снова замолчал, что-то записывая и перечеркивая, потом спросил:

– Сергей, а ты из госпиталя своего не припоминаешь никого беспалого, и чтобы по фамилии Козырь, Козырев или нечто вроде?

– И думать нечего, не помню. Я ж ушибленный на всю голову был. Но, может, и после меня это было.

– С пальцем интересно: указательный, да на правой, – задумчиво заметил Остапчук. – А если самострел?

– Я тоже про это сейчас размышляю, – отозвался капитан Сорокин. – Раз так, то… ладно, покумекаю. Интересная каша заваривается, граждане.

Уже закрывая летучку, начальник вдруг вспомнил:

– Да, товарищ Остапчук, что со сковородками, может, нашел что?

– Да есть кое-что, товарищ капитан. – ухмыльнулся Саныч, потирая руки. Он любил эффекты. – Перекупка надежная с толчка подогнала. Айн момент.

Он сгонял в кабинет, принес два свертка и со скромной гордостью развернул их. В одном, в тряпке, перетянутой шпагатом, оказалась сковорода, в другом – аккуратно сложенные, ветхие, но чистые простыня, пододеяльник и наволочки.

– Наперника, правда, нет, но есть мысль, что это вот он. – Саныч указал на тряпку, в которую была укутана сковородка.

Начальство попросило:

– Так. И что все это значит, поясни?

– Да просто все. Вот эта сковородка – совершенно определенно та, что сперва пропала у гражданки Ивановой, потом была приобретена гражданкой Приходько-младшей… как бы. А потом пропала и у тетки Анны. Ну а бельишко вот, с метками «А» и «Ф», – это просто стибренное с сушки девчонками.

Сорокин потряс головой:

– Так. Пункт первый: что значит «как бы», пункт второй: с чего ты взял, что девчонками?

Довольный Остапчук еще более охотно начал свое повествование:

– А, это интересная история…

Чем дальше излагал он захватывающую сагу о том, что надежная перекупка с толчка выловила эти вещи и просигналила об этом товарищу Ивану Санычу, тем более становились понятны масштабы катастрофы и морального разложения среди как минимум двух экземпляров. Которые до недавнего времени казались образцово-показательными.

– Перекупка сразу вычислила этих двух, – неторопливо пояснял Остапчук. – Прочие-то девахи, которые постоянно спекулируют табачком там, дрожжами и всяким прочим, так себя не ведут. Это хабалье и денег в руки не берет. А эти две стоят, как засватанные – красные как раки. Ну, натурально, окружили их, щупают товар – хороший ведь, дерут с рук, грозятся, мол, за участковым бы послать, наверняка хапаное все, а они чуть не в рев. В итоге, как моя-то толкует, она сама купила у них бельишко – по моему описанию сообразила, что оно это, «А» и «Ф», с любовью вышитые белой шелковой ниткой этой… испанской гладью. Сковородку те отстаивали намертво, запрашивая дорого.

– Тогда как же получилось, что сковорода Ивановой оказалась у Филипповны? – спросил Акимов, сбитый с толку этими бытовыми хитросплетениями.

– Палыч, ну напряги ум, – поморщился Саныч. – Анна дала Светке-мерзавке денег на сковородку, а та и «купила» ее у подружки.

– А деньги пополам, – кивнул Акимов, хмурясь. – Вот это оторвы. И что же, Алевтину опросил об обстоятельствах?

– Уточнил, – едко отозвался Остапчук, – поинтересовался, представь себе, тем, что за девчонки в горелки носились, когда белье пропало. Ну-ну, не красней, лейтенант, я ж понимаю, у тебя голова крупными делами занята.

– Перестань, Иван Саныч, – призвал к порядку Сорокин, – лопухнуться каждый может. Толком говори.

– Так я и говорю. Во дворе присутствовали лишь Светка Приходько да Настька Иванова. В горелки играли…

– Ну играли, и что? – встрял на свою голову Сергей.

– Вдвоем? – ядовито уточнил Остапчук.

Акимов сник. Похвалив от души подчиненного, Сорокин вновь помрачнел:

– Меня, товарищи, во всей этой ситуации вот что интересует. Вот Воронин, по месту учебы весь такой положительный, да и видавший виды. Вот Маслов – ну, подторговывал, но, насколько я помню, он – пионерактив и начштаба. Равно как и эти две… грубости бы не сказать. Тоже вроде как активные и положительные, так?

– Именно, – подтвердил Остапчук, и Сергей кивнул.

– Так вот какого рода у меня сомнение: что за игры народностей у этих дурилок? По месту обитания Воронова нашли что?

– Нет, ни денег, ни каких лишних предметов, жил просто.

– Ну ясно. Вряд ли наворованное на вкладе копил.

– Вряд ли.

– Маслов что?

– Ну Маслов, по словам матери, деньги ей подсовывал, – сообщил Остапчук, – врал, что где-то дрова рубил, грузил ящики…

– Ага, ящики. Грузил.

– Или что-то навроде. В общем, себе он если и оставлял, то так, на газировку-мороженое.

– Так, и эти две дурочки… нет, ребята, не вяжется, – заявил Сорокин и замолчал.

– Что именно, Николай Николаевич? – осторожно осведомился Сергей.

– А то, что мотив корыстный никак сюда не ложится, – решительно заявил капитан. – Вы Саньку Приходько вспомните: он же идейный, у него же не обогащение, не пошамать пожирнее, у него справедливость… и тут, вот хоть убейте меня, чье-то постороннее