litbaza книги онлайнСовременная прозаИсповедь бывшей послушницы - Мария Кикоть

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 49
Перейти на страницу:

Мы крепко поругались, я выкинула этот шприц и сказала, что теперь буду набирать лекарство сама или вообще больше не приду. До сих пор не понимаю, что она набрала в этот шприц и зачем. Ведь ввести такую взвесь в вену было равносильно убийству.

Глава 24

Последние три недели жизни м. Пантелеимона провела почти в полном одиночестве. М. Нектария была занята с бабушкой м. Марией, она не могла надолго оставить ее одну. Я приходила каждый день, даже если не было приступа, мы с Пантелеимоной делали вид, что колем уколы, и могли немного пообщаться, хотя в келью каждые десять минут заглядывала м. Сергия. Общение, правда, было почти без слов. Говорила Пантелеимона шепотом, и даже на это у нее уходило очень много сил. Мы в основном просто молча сидели рядом: она — на кровати, положив голову и руки на подушку на столе, а я рядом на скамеечке. Возле стола у нее стояла деревянная палка от швабры. Постучав этой палкой в стену, она могла позвать при случае м. Нектарию, келья которой была смежной. «Здорово придумали, — подумала я. Плохо только, что тот участок стены, до которого могла дотянуться палка м. Пантелеимоны, был как раз над головой бабушки схимонахини Марии, которая каждый раз от этого просыпалась и начинала проситься в храм, думая, что началась служба.

После красивой и поучительной истории о возвращении, покаянии и постриге о м. Пантелеимоне как-то забыли. О ней уже нечего было сказать на занятиях, ее вспомнили, только когда узнали, что она умерла. Умерла она совсем одна. В тот вечер ей даже некому было бы постучать палкой в стену: был канун большого праздника — Рождества Пресвятой Богородицы, с пяти часов вечера в Никольском храме служили всенощное бдение. М. Нектария тоже была в храме с м. Марией, которую она привезла в инвалидном кресле. Я стояла на клиросе, мы все пели акафист Божией Матери, когда к нам подошла м. Феодора и сказала, что м. Пантелеимона умерла. После акафиста я спросила Феодору, как она умерла и был ли кто-нибудь с ней. Она ответила, что зашла к Пантелеимоне за подушкой от инвалидной коляски, которая понадобилась другой бабушке. Пантелеимона сидела на кровати, положив голову на подушку на столе, она так обычно спала. Феодора что-то спросила, потом подошла и поняла, что она уже не дышит.

«Боже мой, как страшно, — подумалось мне, — в этом огромном монастыре, где у тебя столько „сестер“ и „матушка“, умереть в полном одиночестве. Страшнее, наверное, только жить в полном одиночестве среди такого количества народа». Для меня здесь это бы самое страшное и невозможное: не работа до потери сил, не жесткий устав с полностью расписанным распорядком дня, не скудная пища из пожертвованных кем-то продуктов, не хронический недосып, не крики и занятия Матушки, не доносы сестер, даже не постоянная слежка друг за другом, не что-нибудь, а именно вот этот вакуум вокруг каждого человека, какое-то космическое одиночество, запрет общаться, дружить, помогать друг другу, проявлять любовь и сострадание без всяких на то «благословений». Разве не из этого состоит человеческая жизнь? Даже если какой-нибудь сестре и захотелось бы побыть с Пантелеимоной, на это нужно было получить специальное «благословение» Матушки, а к ней даже страшно было идти с таким вопросом. Тем более все знали, что ходить друг к другу в кельи, даже к больным, запрещено уставом.

Умерла Пантелеимона, хоть и в большой праздник, но очень не вовремя. На следующий день в монастырь ожидался приезд игумении Феоксении и нескольких сестер из известного греческого монастыря Хрисопиги. Подготовка к празднику и встрече гостей шла полным ходом, готовили праздничную трапезу и большой концерт, часть службы сестры должны были спеть по-гречески. Никольский храм, в котором обычно ставили гроб с усопшей сестрой в подобных случаях, украшали цветами, там должны были служить праздничную Литургию, поэтому гроб с телом м. Пантелеимоны поставили в маленьком Корсунском храме перед алтарем.

Служба была пышной, сестры пели на греческом, игумения Феоксения сидела на стуле рядом с матушкиной стасидией, а справа, на специально постеленном по этому случаю ковре, на мягких бархатных стульях расположились важные гости и спонсоры. Приютские дети аккуратными рядами в платьицах и платочках стояли с левой стороны от Матушки, несколько сестер-воспитателей за ними смотрели и периодически одергивали тех, кто шептался или плохо стоял. Сразу после трапезы был праздничный концерт, дети танцевали и пели, некоторые песни они тоже выучили на греческом языке. Концерт закончился, и Матушка дала первое слово гостье, игумении Феоксении. Она взяла микрофон, несколько секунд помолчала и начала неожиданно для всех:

— Я очень вам сочувствую, вы потеряли сестру.

Я не помню точно ее слов, помню только это неожиданное начало и смысл. Дальше она говорила о том, что Пантелеимона умерла в такой большой праздник — праздник Божией Матери — это говорит о том, что она обрела милость у Бога и позволяет нам надеется на ее спасение. Греческая игумения ничего не сказала о празднике, о концерте, который сестры так тщательно готовили, вся ее речь была посвящена смерти, событию, как она считала, для всех нас сейчас более важному.

Никто из нас такого не ожидал. Гостям не говорили, что у нас кто-то умер, непонятно было, как они вообще об этом узнали. Тем более никто из нас этой потери не ощущал, все было по-праздничному торжественно и весело. Матушке Николае тоже ничего не оставалось, как произнести длинную и трогательную речь о том, какой замечательной сестрой была ушедшая, и как она и все сестры ее любили. Говорила м. Николая так хорошо, что от ее великолепной речи некоторые даже заплакали.

Глава 25

Через несколько месяцев на праздник Введения в храм Пресвятой богородицы меня и еще двух сестер — послушниц Фотину и Наталью — одели в подрясники, жилеты и апостольники. До этого мы носили юбки и блузки с платками, повязанными на лоб, а теперь нам выдали настоящую форму послушниц. За несколько дней до этого ко мне подошла послушница Ирина из пошивочной и попросила зайти к ней после чая. В пошивочной она примерила на меня хлопковый подрясник, он был не новый, но не сильно поношенный, и сидел хорошо, апостольник греческого образца из трикотажной ткани и жилет. Жилеты послушницам шили длинные, широкие, с тремя пуговицами сверху. Она дала мне какой-то старый жилет, почему-то не черный, как у всех, а из синей подкладочной ткани, и с большой черной заплатой справа у правого края.

— Ира, он же синий и старый. Неужели нет ничего другого? Как я буду в нем ходить в храм?

— Мы потом сошьем тебе другой, а сейчас Матушка благословила этот, — она смотрела на меня с жалостью, но ничего поделать не могла.

Форму для каждой сестры, и даже ткань, из которой она шилась, благословляла Матушка. В том, как сестра была одета было видно расположение к ней игумении. Две другие послушницы: Фотина и Наташа тоже были одеты по-разному. Фотине благословили сшить новый шелковый подрясник и жилет, а Наташа получила форму из грубой блестящей синтетической ткани. Мне достался самый неприглядный вариант.

Во время праздничного бдения нас троих одели и подвели к Матушке под благословение. Мы встали на колени, и Матушка благословила нас иконами. Мне досталась небольшая икона Божией Матери «Целительница». Все было очень торжественно, я была рада этому событию, даже забыла, что стою в синем жилете и старом подряснике. Вручая мне икону, Матушка посмотрела на меня и спросила:

1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 49
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?