Мы прилетели в Тель-Авив в аэропорт Бен-Гурион. Пройдя контроль и взяв багаж, мы стали искать среди встречающих кого-нибудь в черном, нас должна была встретить монахиня Силуана, водитель и экскурсовод Горненского монастыря. Из занятий в нашем монастыре я ее заочно уже знала. Она раньше жила в Свято-Никольском монастыре и была пострижена в иночество. Потом она уехала в Иерусалим и поступила в Горненский монастырь. М. Николая рассказывала о ней, что теперь ее вряд ли можно было назвать монахиней, после такого ухода, который приравнивался к предательству. Вообще считается, что нельзя менять монастырь, в который тебя благословил духовник: что бы ни случилось, все нужно принимать как волю Божию и терпеть даже до смерти. М. Силуана по своей воле уехала в Горненский монастырь, поэтому ее считали у нас кем-то вроде перебежчика. Игумения говорила на занятиях, что м. Силуана уже жалеет, что ушла из Малоярославца — в Иерусалиме оказалось гораздо тяжелее.

М. Силуана опоздала почти на час, мы уже начинали волноваться. Она оказалась очень деловой, разговорчивой, немного полноватой и совсем не производила впечатление человека, недовольного своей участью. Она помогла нам загрузить сумки в мини-автобус, и мы поехали в монастырь. В Израиле я была первый раз, и поэтому с интересом смотрела на проносившиеся за окном горы, небольшие городки, апельсиновые деревья и выжженные солнцем равнины. В монастыре нас встретила благочинная — монахиня Алефтина на маленьком электромобиле. Монастырь располагался на склоне горы ущелья Эйн-Карем. Здесь не было больших сестринских корпусов, насельницы жили в маленьких домиках-келиях, разбросанных по территории склона, окруженных кипарисовыми и масличными деревьями. Внизу был храм, построенный еще основателем монастыря — архимандритом Антонием (Капустиным) в честь Казанской иконы Божией Матери, каменная колокольня и трапезная, а почти на самом верху горы — недавно достроенный собор во имя Всех Святых в земле российской просиявших. Нас пересадили в электромобиль и повезли по крутым извилистым дорожкам наверх, к маленькому двухэтажному домику с черепичной крышей. На первом этаже этого домика нам отвели небольшую келью. Келья больше напоминала пещеру: в нее вела низкая деревянная дверь с задвижкой, стены были толстые, белые и немного неровные. Рядом с дверью было окно, занавешанное тюлью. Внутри стояли две кровати, огромный старый шкаф, письменный стол, два стула и обогреватель. В келье было немного сыровато и холодно, но вообще достаточно уютно, мне даже понравилось, что она так похожа на пещеру. Мы положили свои вещи и сразу же спустились по длинной деревянной лестнице вниз, в трапезную, где нас уже ждал ужин.

Послушание нам назначили в трапезной: мы должны были накрывать столы для сестер и паломников, разносить еду, обслуживать гостей, убирать и мыть посуду. Распорядок у нас был такой: подъем в 5.00, с 5.30 — полунощница в Казанском храме, с 7.00 до 13.00 — послушание в трапезной, полтора часа отдыха, потом послушания до вечерней службы в 17.00. 17.00–19.00 вечерняя служба, общая трапеза и послушания до 21.00. Так мы трудились два дня, а на третий работали только до 13.00 — дальше было свободное время, когда мы могли поехать посмотреть город и посетить святые места. Почти все сестры обители были заняты с паломниками, в церковной лавке или в храме, а такие послушания, как трапезная, кухня, сбор оливок, уборка территории поручались трудницам или приезжим сестрам, таким как мы. Надо сказать, Горненский монастырь очень сильно отличался от «обычных» российских монастырей ввиду его специфики приема паломнических групп и проведения экскурсий. По преданию сюда, в Нагорную страну, вскоре после Благовещения пришла из Назарета Пресвятая Дева Мария поделиться радостью со своей родственницей, праведной Елисаветой, матерью св. Иоанна Предтечи, о будущем рождении от Нее Спасителя. В селении Эйн-Карем Пресвятая Богородица брала воду из источника, который существует и по сей день.

Устав монастыря тоже был своеобразным. Здесь не было такого удушающего контроля за действиями сестер, как в Никольском монастыре — все жили достаточно свободно. У каждой сестры был свой небольшой домик или часть дома с садом, разрешалось иметь свои личные вещи, никто даже не интересовался: что именно сестры покупали себе или получали в подарок. Более того, насельницы монастыря здесь получали небольшую ежемесячную зарплату на личные расходы. Общая сестринская трапеза здесь была одна, утром. После трапезы сестры выстраивались в очередь к кухонному окошечку, где повар наливала суп и накладывала второе в маленькие контейнеры, которые сестры забирали с собой, вторая трапеза у них проходила келейно. Если кому-то нужны были какие-то особые продукты или лекарства, сестры могли себе позволить это купить на свои деньги. На послушания сестры назначались игуменией или начальником Русской духовной миссии и, как правило, на длительный срок. У сестер были выходные дни и ежегодный отпуск, который они могли провести в России. Между собой сестры могли общаться и дружить, это здесь было не запрещено. Общение между сестрами и мирскими людьми тоже никак не регламентировалось, у всех сестер были мобильные телефоны и Интернет. В общем, жизнь в монастыре больше была похожа на обычную человеческую жизнь, только более строгую и со своими обязанностями.

Нас в Свято-Никольском монастыре учили, что монашество должно быть обязательно строгим, с жесткой дисциплиной и послушанием, отсечением своей воли во всем и добровольным нестяжанием. Поэтому такие правила мне показались какими-то не настоящими, не монашескими. То, что у сестер были свои деньги, выходные дни, отпуска и свобода общения, было заманчиво, но никак не согласовывалось с моим тогдашним представлением о жизни в монастыре.

Послушание в трапезной было довольно тяжелым: целый день нужно было бегать, разнося еду, потом перемыть нескончаемые горы посуды, убраться и вымыть полы. Я так уставала, что даже не было сил на поездки в город. Первые две недели мы с Ириной никуда не ездили, ходили на послушания и посещали службы, чтобы показывать «пример настоящего монашества» прозябающим в невежестве сестрам. Потом мы поближе познакомились с некоторыми сестрами обители и трудницами и начали вместе с ними ездить по святым местам во время наших выходных дней. Часто мы ездили на ночные службы в храм Гроба Господня. Службы там совершались в субботу ночью, а иногда и на неделе. Обратно мы приезжали около трех ночи, немного спали и утром шли сразу на послушание к 7.00. На полунощницу мы уже не ходили, не было сил так рано встать, но посещения служб в Горненском тоже было добровольным, здесь никто не проверял по списку, как у нас, кто пришел в храм. Часто мы по утрам ездили на Литургию в Гефсиманию и даже в Вифлеем, где Литургия проходила в пещере, где родился Иисус Христос. На такие поездки нужно было получить личное благословение игумении Георгии, но она давала его неохотно, часто отказывала под предлогом того, что ездить по Иерусалиму по ночам опасно. После нескольких таких отказов я перестала за этим благословением подходить, сестры научили нас, как ездить, никого не спрашивая. Здесь никто ни на кого не доносил игумении, наоборот, было принято друг друга поддерживать и помогать. Если кто-то делал что-то не так, могла возникнуть ссора, но доносы и ябедничество тут не поощрялись. Откровения помыслов здесь вообще не было, была лишь обычная исповедь священнику в храме перед причастием.