– Не сердись на него. Он переживает трудные времена.

– Как и все мы.

Мэри оценивающе смотрит на нее:

– Я рада, что тебе на этой неделе выдалась передышка.

– На самом-то деле я отдыхаю уже давно.

– Знаю. Я смотрела то видео.

– Вы и еще два миллиона человек, – пытается улыбнуться Грета. Но осекается, увидев, какое у Мэри выражение лица – такое нежное, что ей хочется плакать.

– Должна сказать, я думаю, что эта песня прекрасна.

– Вы считаете так только потому, что вам тоже не хватает мамы.

– Возможно, – задумчиво говорит Мэри. – Ты будешь исполнять ее?

– Мне дали понять, что не стоит делать этого, – отвечает Грета и пожимает плечами. – В любом случае, она не закончена. Я начала писать ее в самолете. Еще до того, как узнала… – Ее голос надламывается. – И даже если бы она не разрушила мою карьеру, то все равно не годилась бы для моих концертов.

– Что ты хочешь сказать?

– Такая песня не в моем стиле.

Глаза Мэри становятся круглыми:

– А как же «петь о том, что чувствуешь»?

– Вы видели, что случилось, – печально говорит Грета. – Думаю, лучше оставить эту тему в прошлом.

– Эта тема, – осторожно говорит Мэри, – будет с тобой еще некоторое время. Хочешь ты этого или нет. Иногда лучший выход из положения – принять то, что происходит.

– Моя мама сказала бы то же самое.

Мэри улыбается:

– Я расцениваю твои слова как комплимент.

Они несколько секунд смотрят на первый попавший в поле их зрения ледник – ослепляюще белоснежный на фоне бирюзовой воды.

– Ей бы это понравилось, – говорит Мэри и качает головой: – Я все никак не могу поверить, что ее нет с нами.

– Знаю.

– Иногда, моя посуду, я замечаю за собой, что высматриваю ее в окно. Или тянусь к телефону, чтобы позвонить ей, если случается что-то забавное. Словно мой мозг все понимает, а тело – нет.

– Мое тело ведет себя иначе. – Грете стоит большого труда говорить ровно. – Я чувствую это всей душой. И сердцем. И легкими. Костями.

Мэри одной рукой обнимает ее за плечи и сжимает их.

– Знаю, она не была идеальной женщиной, – продолжает Грета. – Могла чем-то расстроить тебя, могла быть упрямой и не умела проигрывать. И никогда не одергивала моего отца, если тот вел себя как придурок. Она могла бы делать это, но не делала, потому что любила его, и, мне кажется, она считала своей обязанностью оставаться безучастной к его выходкам. Но это не работает, особенно когда кто-то один явно не прав. И мне было обидно, что в таких случаях она чаще молчала, хотя я никогда не говорила ей этого. – Она на секунду замолкает, снова берется за ограждение и качает головой: – А еще она варила отвратительный кофе. Действительно отвратительный. И не знала, что такое городская жизнь. Приезжала ко мне в Нью-Йорк и вела себя так, будто играет в мюзикле и весь мир поет вместе с ней. И она… покинула меня. Она покинула всех нас, но у меня такое чувство, будто это касается меня больше, чем других. Знаю, это очень эгоцентрично, но именно так я чувствую. Мне ненавистно то, что она ушла. Действительно ненавистно.

Теперь теплоход плывет медленно, почти не взбивая воду. Вокруг так тихо, что кажется, будто они оказались на картине.

– И это не может помочь. – Грета пытается сдержать слезы. – То, что я здесь. Мне следовало быть в Нью-Йорке, давать интервью, пытаться спасти свою карьеру.

Мэри снова опирается на ограждение.

– Ты здесь ради твоего отца.

– Ему это безразлично.

– Нет. Просто у него не слишком получается продемонстрировать свои чувства.

Грета смотрит на нее скептически.

– Я знаю, что у вас с ним немало проблем, – приподнимает брови Мэри, – но ты же в курсе, что в таких случаях говорила твоя мама, верно? Что вы два сапога пара.

– Она не говорила так.

– Говорила. Когда вы вцеплялись друг другу в глотки, она жаловалась, что вы оба ужасно упрямы, никто из вас ни за что не уступит. Вы вели себя абсолютно одинаково.

– Нет, это Эшер…

– Жизнь Эшера похожа на жизнь твоего папы, – улыбается Мэри. – Но глубоко внутри, в самой сердцевине вы с отцом одинаковы. И я думаю, твоя мама была права. Два сапога пара.

– Ничего себе сапоги, – говорит Грета, хмуро глядя на водную рябь.

Она думает об их разговоре вчера вечером, пытается представить папу полным надежд молодым парнем за барной стойкой, не таким, какой он сейчас: несговорчивый продавец рекламных объявлений, весь из себя обыкновенный, – но воображение подводит ее.

– Я не говорю, что с ним просто иметь дело, – уточняет Мэри, – но в глубине души он желает тебе всего самого лучшего.

– Он желает мне того, что ему кажется самым лучшим. А это большая разница.

– Справедливо, – кивает Мэри, – но это неотъемлемая часть ваших отношений. Думаешь, я не молилась долгие годы о том, чтобы Джейсон наконец женился?

Грета понимает, что тут ей следовало бы рассмеяться, но она не может заставить себя сделать это.

– Честно говоря, я не надеялась, что это когда-нибудь произойдет, – признается Мэри. – И все время жаловалась твоей маме. Во время наших утренних прогулок мы так много говорили о том, чтобы свести вас, строили планы.

– Правда? – недоверчиво спрашивает Грета.

– Вы же два наших путешествующих по всему миру, одержимых работой, боящихся обязательств жителя Нью-Йорка, – улыбается Мэри. – И мы думали, что если даже не сможем сбыть вас с рук, то по крайней мере вы будете вместе. – Мэри смеется, глядя на изумленное лицо Греты. – Прости, это все из-за любви к вам.

– Я понятия не имела, что это так заботило ее.

– Она просто хотела, чтобы ты была счастлива. И понимала, что это лишь один из возможных вариантов. – Мэри кладет руку на руку Греты. – Она до смешного гордилась тобой. Ты же знаешь это, правда?

У Греты получается кивнуть в ответ, хотя, если честно, она больше не так уж уверена в этом. Мама учила ее тому, что неважно, чем она будет заниматься по жизни, главное – делать это от всего сердца. Что она должна быть настойчивой и много работать, мечтать о чем-то большом и с трепетом относиться к своим мечтам. И она впервые в жизни чувствует, что нарушила эти правила.

Мэри натягивает шапку на уши и кивает на дверь во внутренние помещения теплохода:

– Мне нужно идти. Обещала нашим, что присоединюсь к ним. Но ты должна сегодня вечером пойти с нами на мюзикл. Думаю, он