Лиза замолчала, и в кабинете повисла крайне неловкая тишина. Только Алекс решился ее нарушить:

– Лев Александрович боялся за вас, Лиза… Его можно понять.

– Или боялся, что на свет вылезут отвратительные тайны нашей семьи! – неожиданно зло воскликнула Лиза. – Он даже слышать о Маше ничего не хотел! Будто… будто и сам все знал!..

Кошкин бросил быстрый взгляд на Алекса, убедился, что тот тоже понимает, к чему Лиза клонит. Он, конечно, понимал. Поспешил упрекнуть:

– Не делайте поспешных выводов, Лиза.

Кошкин же спросил прямо:

– Елизавета Львовна, вы полагаете, ваш отец осведомлен более вас об убийстве Маши?

Лиза без сил покачала головой:

– Я ничего не знаю. – Потом закрыла лицо руками и чуть слышно молвила: – Напрасно я вам это рассказала…

* * *

Лиза вскоре вышла из кабинета. А Алекс остался. Спросил:

– Я слышал, вчера нашли задушенную девушку… Это правда, что она была блондинкой?

Странно он поставил вопрос, но Кошкин не стал юлить:

– Правда.

Алекс же повел себя еще более странно. Кошкин-то ждал, что тот захочет спросить о гастролях рыжей актрисы – но нет.

– Степан, Елизавете Львовне, я думаю, грозит большая беда…

– Потому что она тоже блондинка? – изумился Кошкин. – Уверяю вас, все жертвы душителя намного моложе Елизаветы Львовны, к тому же приезжие, обитательницы ночлежек. – Кошкин помолчал немного и добавил: – такие, как Прасковья Денисова.

Алекс тотчас насторожился:

– Разве она блондинка?

– Не знаю…

Кошкин задумался. Побарабанил пальцами по столу, размышляя. И все-таки решился. Протянул Алексу конверт с посмертной фотокарточкой девушки, убитой в июле 1890, и ее личными вещами.

– Я бы хотел, чтобы вы это выяснили, поехав к Ульяне Титовой. Самому мне этого сделать не позволят – а время терять нельзя.

Алекс размышлял недолго. Кивнул, принял пакет и вышел из кабинета следом за невестой.

Рука Лизы до сих пор помнила прикосновение Алекса. Она даже перчатку не спешила надевать, чтобы нечаянно не спугнуть это ощущение тепла и… защищенности. Странное ощущение. Приятное.

Смущение пришло гораздо позже: дожидаясь Алекса в коридоре у кабинета Кошкина, Лиза вдруг подумала, что не знает, куда себя деть. И как смотреть в глаза Алексу, когда он выйдет. И что сказать. Да, этот его жест довольно сильно выходил за рамки их ненастоящей, чисто формальной помолвки. Но что, если как тогда, в прошлый их разговор – она возомнит себе бог знает что, а окажется, что Алекс ничего подобного не имел в виду?.. А так наверняка и окажется. Тем более теперь, когда его певичка собирается свалиться как снег на голову!

Последней мысли Лиза не вынесла: разозлилась непонятно на кого, одернула вуаль на лице и бросилась вон из здания. Алекс догнал ее уже на другой стороне улицы.

– Лиза, да постойте же! Я ведь просил вас дождаться, – мягко упрекнул он.

– Пустое, – Лиза не оборачивалась и даже шаг не сбавляла. – Не хочу вас задерживать, у вас наверняка уйма дел!

– Более важных дел, чем моя невеста, у меня нет.

Ох, лучше бы он этого не говорил! Лиза вспыхнула, как спичка:

– Поберегите высокопарные слова для кого-нибудь другого! Стоило вам прочесть о гастролях вашей обожаемой Милли – вы тотчас забыли и обо мне, и о нашей договоренности! Ведь Кошкин не просил вас ни о каком поручении, так?!

– Ах, вот в чем дело…

Невероятно, но на лице Алекса Лиза уловила снисходительную улыбку! Однако прежде чем успела разразиться новым потоком ругани, Алекс неделикатно прервал ее – своим спокойным и взвешенным тоном, который по необъяснимым причинам действовал на Лизу всегда одинаково. Она замолкала.

– Господин Кошкин и впрямь не давал мне поручений, – вкрадчиво произнес Алекс, – однако и Милли здесь не при чем. В конце апреля мы с вами женимся, Лиза, и никто этого не изменит. К тому же, Милли едет в Пермь, а не в Екатеринбург. Обычные гастроли.

Если бы не последняя оговорка про Милли, то Лиза бы даже поверила…

– Хотя бы себе не лгите! – заявила она резко, но куда спокойнее. – Ни одна актриса в здравом уме не променяет гастроли в Париже на гастроли в Перми. Она вас любит. Одумалась и решила вернуться.

Странно, но в тот миг Лизе такое объяснение действительно казалось вполне логичным. Не круглая же она дура, эта Милли, чтобы променять Алекса Риттера и его любовь на какой-то Париж?..

– Или ей стали известны детали завещания моего деда, – пожал Алекс плечами. – Что более правдоподобно.

Против воли Лиза немного смягчилась: циничное это объяснение тоже было не лишено логики.

– Как бы там ни было, Лиза, меня это не интересует более. Если хотите знать, я задержался, потому что возился с бумагами, касающимися нашей свадьбы.

– Значит, вы не отказываетесь от своего слова насчет свадьбы? – степенно уточнила она. – Что ж, я рада. Искать вам замену было бы хлопотно.

– От своего слова Риттеры никогда не отказываются.

Алекс легонько поклонился ей, улыбаясь мягко и, вместе с тем, обольстительно. Лиза поклясться была готова, что именно так он улыбался рыжей певичке Милли – на том самом балу, где она впервые увидела Алекса.

Странно, что она об этом до сих пор помнила – в малейших деталях…

И еще более странно, что, когда Алекс снова коснулся ее руки, чтобы поднести к губам и светски поцеловать, – ей вдруг резко стало не хватать воздуха. И сердце принялось стучать так, что отдавалось где-то в голове.

– Занимались бумагами, говорите? – разволновалась она еще больше и принялась отворачиваться – лишь бы он не заметил, как вспыхнули ее щеки. – Чем же станете заниматься теперь? Опять бумагами?

– Нет, нынче Степан Егорович, видите ли, и впрямь дал мне поручение: поехать к Ульяне Титовой. И вы едете со мною, Лиза: одну я вас в городе не оставлю.

Лиза вскинула на него вопросительный взгляд и уже, было, готовилась спросить. Но Алекс предупредил:

– Вам грозит опасность, я думаю. Ведь вы же не лгали мне вчера, что не приглашали никого в вашу спальню?

Щеки Лизы заалели снова – впрочем, теперь от того, что она была основательно возмущена:

– Что за отвратительные вопросы… разумеется, нет! Постойте, вы по-прежнему утверждаете, что в моей комнате вчера кто-то был?

– Был… – Алекс как будто и сам удивился такому повороту. Однако заверил: – тогда я вас одну тем более не оставлю. Он повязал один из ваших платков вокруг лица: очевидно, мы знакомы, и он беспокоился, что я его узнаю. И нужно непременно сказать вашему отцу. Сегодня же, когда вернемся в город.