Оно мне оставило след.

В том городе, старом, как Смерть сама,

Живут Сатаны рабы.

Во взглядах их – безумия тьма,

Ожиданье кровавой судьбы.

Сразил я вампира, что высосал кровь

У многих людей из жил,

А после блуждал меж серых холмов,

Где Мертвый Народ жил.

Я демонов видел в ночи полет

И кожистых крыльев песнь.

Сперва мое сердце оделось в лед —

Потом позвало на месть.

И все это в прошлом… Родной порог

Меня наконец манит.

Я очень устал от дальних дорог,

Заполнивших мои дни.

Мне хватит схваток и дальних стран,

Отмеренных мне судьбой…»

…А где-то в ночи ревел океан,

Припай крушил прибой.

Он пену валов швырял в снега,

Пытаясь достать до звезд —

В ответ океану выла пурга,

Как бешеный гончий пес.

Олег услыхал тот призрачный зов,

Тот бестелесный стон,

И в глубине опустевших зрачков

Зажегся холодный огонь.

Олег оглянулся по сторонам,

Как будто бы в первый раз,

И вышел за дверь, где свистела пурга,

С неба на землю мчась.

И все за ним поспешили вслед…

Чей голос их всех позвал?..

И только победную песню пел

Над Волховом яростный шквал…

– Ну и ну, – сказал я. – Это что за народное творчество?! Все же было начисто не так, Тань, ты же сама знаешь! Прекрасная погода, и рассказывал я, кажется, не таким… готическим слогом, и ушли мы, конечно, не в ту же ночь… Игорек что, спятил, что сочинил такое?.. И вообще, – я спохватился, – почему по-немецки-то?!

– Ты ничего не понял, – ласково ответила Танюшка. – Басс не сочинял этой песни. Я их слышала в Германии – помнишь, когда мы недавно гостили на Рейне у Андерса?

– Да-а? – Я потер висок. – Эй, погоди, Тань, а что значит – «слышала»?! Это еще не все?!

Вместо ответа Танюшка вновь запела, и я обалдело замер:

– Туман стелился под луной,

Клубясь, перетекал.

Один в лесу, во тьме ночной,

Князь Олег спал.

Его друг Север встал над ним

В каких-то двух шагах:

«Олег, Олег! Скорей проснись

И встреть клинком врага!»

Вскочил Олег и испытал

Лишь радость, не испуг:

Его в ночи остерегал

Давно погибший друг!

Сказал Олег: «Ого! Ты здесь?!

Но черт! Как все понять?!

Мой друг, я видел твою смерть,

Но ты со мной опять!

Как вышло, что из пустоты

Вернулся ты в наш мир?!

Постой, Олег! Дрожат листы,

Грядет кровавый пир!

Сюда несутся дикари —

По голову твою!

И каждый клялся до зари

Предать тебя копью!

Убьм! – ревет врагов толпа,

И в бегстве смысла нет!

От их шагов гудит тропа,

Где ты оставил след!»

Едва Олег успел вскочить,

Стряхнув последний сон, —

А в масках жутких палачи

Бегут со всех сторон!

Клич «Рось!» раздался, будто гром!

«Нет, твари – я не ваш!»

И под луною серебром

Сверкнул в руке палаш!

И с каждой вспышкой серебра

Багровый пламень гас

В зрачках не ведавших добра

Дикарских злобных глаз!

А рядом с ним другой боец

Разил в полночной мгле,

И с каждым выпадом мертвец

Пластался на земле!

Урса добычи не видать —

Поют, звенят клинки…

…И прочь отхлынула орда

И сгинула в ночи.

И вновь утих шумливый лес,

И ночь молчит опять,

И к другу бросился Олег,

Спеша его обнять,

Спеша прижать его к груди:

«Откуда же ты здесь?!.»

Но что ж? Он снова был один

Под куполом небес.

– Вот и все, – обреченно сказал я. – Угодил в историю. Попал в легенду. Уже и мои собственные поступки мне не принадлежат…

– Не расстраивайся, – лукаво заметила Танюшка. – Я же не протестовала, когда из меня в песне сделали деву-воительницу-мстящую-за-погибшего-парня? И, между прочим, ты мне в этих песнях нравишься. Такой мужественный… загадочный, решительный, неприступный… А еще прими к сведению, что песни есть и про Джека, и про Сережку Земцова. И еще, наверное, есть – просто я не слышала. А песни Игоря поют в разных местах, даже не зная, кто их автор.

Я фыркнул, потом рассмеялся. Танюшка удивленно посмотрела на меня, толкнула локтем:

– Ты чего?

– Да вспомнил кое-что… Это ведь правда, Тань?

– Ты об истории с Йонасом? – буркнула моя амазонка, тут же догадавшись. – Правда. А остальное – чушь. Он просто пристал ко мне и правда был пьяный. Я знать не знала, что он такая сволочь и что его вся округа ненавидит! И я его честно предупредила, что следом идут наши. А он руки распускать… Мы даже не фехтовали. Я его отпихнула, а он себе башку о пенек раскроил. А из меня в Полесье героиню сделали. Национальную… Олег, – безо всякого перехода продолжала она, – знаешь, что поразительно? Ты читаешь стихи. Ты такой вежливый. Ты умеешь интересно рассказывать. Ты веселый. Ты горой стоишь за друзей. Ты умный. Ты умелый воин. Ты меня любишь и можешь быть таким нежным… А еще ты пытаешь пленных. И это, кстати, никого не удивляет, Олег.

– Больше того, – спокойно сказал я, – мне нравится пытать пленных. Но все, что я делал с урса, померкнет в сравнении с тем, что я сделаю с обитателями Города Света. За всех, кого они убили своими и чужими руками. Таня, ты понимаешь – вот пока мы сидим здесь и дышим воздухом, там по-прежнему мучаются мальчишки и девчонки. И большинству из них не хватит везения… или мужества, чтобы вырваться из ада. Когда я думаю об этом – у меня мозги вскипают, Тань. Я готов идти туда прямо сейчас. Но я не пойду. Отложу на год. На два, может – больше. И когда у меня окончательно поедет крыша – тогда пойду мстить… – Я положил ладонь на щеку своей девчонки. – А знаешь почему? Потому что никто из ушедших со мной обратно не вернется. Я и не надеюсь на это. Просто мне не хочется ждать, пока смерть найдет меня. Я найду ее сам и схвачусь с нею, а потом – умру с клинками в руках. Это и будет финал, Танюш.

– Я пойду с тобой, – сказала она.

– Конечно, – согласился я. – Мы умрем вместе. Когда сами этого заходим. Посмотрим мир – и уйдем из него. Так, чтобы остаться в новых песнях. Но до этого у нас будет еще несколько лет.