Наступила тишина. Присутствующим почему-то стало стыдно. Лезли в голову мысли о тех годах, когда они так глупо клюнули на посулы изворотливого, суетливого Кришпина. А сейчас и дураку известно, чем все это кончилось! Ночной выстрел на год — на два укрепил его популярность и прибавил веры в него. Потом его авторитет и верховодничанье стремительно покатились вниз и рухнули. Но он словно ослеп и оглох, до последнего держался с людьми высокомерно, злоупотребляя властью и казенными деньгами… Под конец он запил, а теперь вот честит налево и направо всех и вся, что когда-то вознесло его на незаслуженную высоту, а потом безжалостно скинуло.

— Да как он смеет здесь появляться… — Кришпин весь дрожал от ненависти и переводил взгляд с одного на другого.

— Амброж эти двадцать лет вкалывал на полную катушку! Про него даже в газетах писали!

— В газетах о ком только не напишут, — злобно ухмыльнулся Кришпин.

— И про вас тоже писали, пан Кришпин? — поинтересовался молодой археолог, и Кришпин вперил в него пьяные глаза. Не он один сообразил, что мальчишке в очках уже немало известно про человека, что там, внизу у реки, зажег свет.

Очкарик подошел к музыкальному автомату, опустил монету. От него не утаился благодарный взгляд буфетчицы. Громко рванулись первые звуки музыки, и стекла в окнах ритмично задребезжали.

На улице было совсем темно. Ночные птицы могли начинать охоту.

Буйная крапива. Высокие стебли лебеды. Корни разросшейся бузины вросли в фундамент. И ветер… И непогода… И вечная сырость от близкой воды. И река, которая, каждый раз разливаясь, в первую очередь набрасывается на кузню. На провалившейся крыше, поросшей мхом, притулилась березка. Невысокое деревце, устремившееся ввысь, оно единственное радует глаз вопреки безнадежной мерзости запустения…

Старый Амброж смотрел на эту унылую картину и мял в руках кепку. Он стоял, привалившись спиной к каменному валу, из трещин которого лезли зеленые побеги и желтые цветы чистотела. А чего он ждал? Такая картина предстанет перед каждым, кто возвратится через двадцать лет в свой покинутый дом.

В низине все так изменилось, что ничего нельзя узнать…

Амброж сошел с поезда на станции за несколько километров отсюда, чтобы пройтись пешком вдоль родной реки, которую так долго не видел. Его поразили склоны гор, где от лесов остались лишь вырубки да плеши, а от знакомых хуторов — зарастающие плевелом руины. Он вдруг стал лучше понимать тех, кто тогда не верил ему. «А я мечтал всего-то навсегда укротить реку. Легко говорить! Я и представить себе не мог, как много надо сделать, чтобы покончить с бедами».

Первые известия о строительстве плотины под родным Брудеком застали его на грандиозной стройке. Тоже плотина! И тоже немалые битвы, когда пришлось сносить деревни и переселять людей на новые места. «Но то был не мой родной дом!»

Амброж положил мешок на землю. Стало легче. Давно не приходилось ему таскать такие тяжести. Он отирал платком пот и медленно рассматривал кузню. И на мельницу тоже оглянулся. Когда-то здесь, в низине у реки, мельница была самым богатым хозяйством. Теперь она казалась ему куда заброшенней, чем кузня. Это белое строение мерещилось ему все долгие годы. Там, покинув его, осталась Роза, там навсегда погребена тайна далекой злосчастной ночи…

Его невольно кинуло в дрожь от неожиданно вспыхнувшего сомнения — а вдруг он возводит на них напраслину? На Розу, на мельника… Рядом с этим опустошением, с пагубой от рук человеческих все остальное стало казаться ему мелким и несоразмерным увиденному. Амброжа ужасал вид этих руин, жуткого запустения…

Наверху, высоко на откосе, декоративно белели новенькие, словно рафинадные, домики, торчали красные столбы уличных светильников — совсем как на окраинах больших городов.

Словно прочерченное по линейке, бежало по склону новое шоссе. Из-за светлых конструкций высоковольтных линий то и дело выскакивали легковушки. Ему видны были только кузова, словно машины мчались без колес. Вниз доносился лишь шум моторов. Амброж еще не побывал наверху, но мог себе представить темный асфальт с белыми полосами. «Зебры». Сколько за эти годы появилось таких вот шоссе вместо старых проселочных дорог!

Уцелела лишь церковка, мудро поставленная когда-то подальше от воды. Она осталась на старом месте. Столетьями возвышалась она над низиной, воздев ввысь шпиль, словно карающую десницу, над домами и халупами, в страхе корчившимися вблизи коварной реки. Теперь все наоборот. Новый Брудек построен на склоне горы и смотрит сверху вниз на крест, венчающий церковную твердыню.

Амброж в волнении потирал руки. Безотчетно, не думая, сорвал стебель чистотела. Пальцы стали липкими. Он улыбнулся, взглянув на оранжевое молочко. «Мама когда-то выводила этим соком бородавки… Не припомню, помогало ли. Ведь с той поры прошло почти шестьдесят лет».

Его взгляд остановился на плоских каменных плитах, которыми была вымощена площадка под навесом, одни только камни не изменились, остались все такими же. Он помнил каждую щербинку, каждую трещину, выбоину и ямку. Здесь после дождя долго стояла сверкающая на солнце водица. И после наводнения там тоже стояла вода. Нынче наводнение, как это случалось и раньше, пришлось на середину июля. «Очень кстати, иначе я навряд ли смог бы выполнить то, для чего сюда приехал. Именно сейчас мне нужно, чтобы река была полноводной…»

Амброж долго и внимательно разглядывал все вокруг и постепенно пришел к убеждению, что кузню и дом не так уж безнадежно разрушили время и годы. «Другого я и ожидать не мог. Трещины в балках, зияющие дыры в стенах. Обвалившаяся штукатурка. Ну и что из этого? Знакомый рисунок годичных колец на срезах выглядывающих стропил. Все было так и в моем детстве, и позже, когда я взрослел. Годы летели, и было их немало». «Мы с вами старые друзья! — хотелось ему крикнуть, обращаясь ко всему, что уцелело. — Камень, дерево, штукатурка… Вы все те же. Только вид у вас теперь иной, чем в то время, когда человек творил из вас свой дом. Нет, я не собираюсь снова лепить себе гнездо. Мне нужны только бревна!..»

И тут он услыхал шум птичьих крыльев. На чердаке, проснувшись, охорашивалась ночная птица. Амброж испугался. Этого он не ожидал. Забыл про своего верного постояльца. «Сколько лет вообще-то живет сова? Наверное, та же самая, что поселилась здесь, когда я решил уехать».

Присутствие живого существа подбодрило Амброжа. Он скинул куртку и по ступенькам спустился к реке. Набирая полные пригоршни, плескал себе воду в лицо. В мирном токе реки, как извечно, отражались поросшие разноцветьем берега и синева неба. «Я уже простил