почти всю территорию графа Раймонда, кроме Тулузы. В 1215 году ему сдалась сама Тулуза; граф Раймон был низложен советом прелатов в Монпелье, а Симон унаследовал его титул и большую часть земель.

Иннокентий III не совсем одобрил эти действия. Он был потрясен тем, что крестоносцы присвоили себе владения людей, никогда не виновных в ереси, и грабили и убивали, как дикие буканьеры.34 Смилостивившись над Раймондом, он назначил ему жалованье и взял под опеку Церкви часть его земель в доверительное управление сыну Раймонда. Раймонд VII, достигнув совершеннолетия, отвоевал Тулузу; Симон погиб во время второй осады города (1218); крестовый поход был приостановлен после смерти Иннокентия, и оставшиеся в живых приверженцы альбигойцев вновь стали практиковать и проповедовать под мягким правлением нового графа Тулузского.

В 1223 году Людовик VIII Французский предложил свергнуть Раймонда VII и уничтожить всю ересь на территории Раймонда, если Гонорий III позволит ему присоединить эту область к королевскому домену. Ответ Папы Римского нам неизвестен. Но новый крестовый поход был начат, и Людовик был на пороге победы, когда умер в Монпансье (1226). Воспользовавшись возможностью заключить мир с Бланш Кастильской, регентшей Людовика IX, Раймон предложил руку своей дочери Жанны брату Людовика Альфонсу с передачей земель Раймона Жанне и ее мужу после смерти Раймона. Бланш, преследуемая мятежными дворянами, согласилась, и папа Григорий IX одобрил это предложение под обещание Раймона подавить всякую ересь. В 1229 году в Париже был подписан мирный договор, и альбигойские войны закончились после тридцати лет раздоров и опустошений. Ортодоксия восторжествовала, веротерпимость прекратилась, а Нарбонский собор (1229 г.) запретил мирянам владеть любой частью Библии.35 Феодализм распространялся, муниципальная свобода уменьшалась, на юге Франции угас веселый век трубадуров. В 1271 году Жанна и Альфонс, унаследовавшие владения Раймона, умерли, не оставив потомства, и просторное графство Тулуза отошло к Людовику IX и французской короне. Центральная Франция теперь имела свободные торговые выходы на Средиземное море, и Франция сделала большой шаг к единству. Это и инквизиция стали главными результатами альбигойских крестовых походов.

II. ИСТОРИЯ ИНКВИЗИЦИИ

В Ветхом Завете был прописан простой кодекс обращения с еретиками: их тщательно осматривали, и если три авторитетных свидетеля подтверждали, что они "пошли и стали служить другим богам", еретиков выводили из города и "побивали камнями до смерти" (Втор. xvii, 25).

Если появится среди вас пророк, или мечтатель... говорящий: пойдем к другим богам... то пророк тот, или мечтатель тот, должен быть предан смерти..... Если брат твой... или сын твой, или дочь твоя, или жена лона твоего, или друг твой, который тебе как родная душа, будет тайно обольщать тебя, говоря: пойдем служить другим богам... не соглашайся с ним и не слушай его; не жалей его, и не скрывай его, но непременно убей его (Втор. xiii, 1-9).... Не позволяй жить ведьме (Исх. xxii, 18).

Согласно Евангелию от Иоанна (xv, 6), Иисус принял эту традицию: "Если кто не пребудет во Мне, тот отторгнется, как ветвь, и засохнет; и соберут его, и бросят в огонь, и он сгорит". Средневековые еврейские общины сохраняли библейский закон о ереси в теории, но редко применяли его на практике. Маймонид принял его безоговорочно.36

По законам греков асебея - отказ поклоняться богам ортодоксального эллинского пантеона - считалась смертным преступлением; именно по такому закону был предан смерти Сократ. В классическом Риме, где боги были тесно связаны с государством, ересь и богохульство приравнивались к государственной измене и карались смертью. Если не удавалось найти обвинителя для доноса на преступника, римский судья вызывал подозреваемого и проводил inquisitio, или дознание, по делу; от этой процедуры средневековая инквизиция получила свою форму и название. Восточные императоры, применяя римское право в византийском мире, выносили смертные приговоры манихеям и другим еретикам. В Темные века на Западе, когда христианство редко оспаривали его собственные дети, терпимость возросла, и Лев IX постановил, что отлучение от церкви должно быть единственным наказанием за ересь.37 В двенадцатом веке, по мере распространения ереси, некоторые церковники утверждали, что за отлучением еретиков от церкви должно следовать их изгнание или заключение в тюрьму государством.38 Возрождение римского права в Болонье в двенадцатом веке дало условия, методы и стимул для религиозной инквизиции; а каноническое право о ереси было слово в слово скопировано с пятого закона под названием De haereticis в Кодексе Юстиниана.39 Наконец, в тринадцатом веке Церковь переняла закон своего главного врага Фридриха II, согласно которому ересь должна была караться смертью.

Христиане - и даже многие еретики - считали, что Церковь была создана Сыном Божьим. Исходя из этого, любое посягательство на католическую веру было преступлением против Самого Бога; на непокорного еретика можно было смотреть только как на агента Сатаны, посланного, чтобы разрушить дело Христа; а любой человек или правительство, терпящие ересь, служили Люциферу. Чувствуя себя неотъемлемой частью морального и политического правительства Европы, Церковь смотрела на ересь точно так же, как государство смотрит на государственную измену: это было посягательство на основы общественного порядка. "Гражданский закон, - говорил Иннокентий III, - наказывает изменников конфискацией имущества и смертью. Тем более мы должны отлучать от церкви и конфисковывать имущество тех, кто является предателем веры Иисуса Христа; ведь оскорбление божественного величия - это бесконечно больший грех, чем посягательство на величие государя".40 Для церковных государственных деятелей, подобных Иннокентию, еретик казался хуже мусульманина или иудея; те жили либо вне христианства, либо по упорядоченному и одинаково суровому закону внутри него; чужеземный враг был солдатом на открытой войне; еретик был предателем внутри, который подрывал единство христианства, вовлеченного в гигантский конфликт с исламом. Более того, говорили богословы, если каждый человек сможет толковать Библию в соответствии со своим собственным светом (каким бы тусклым он ни был) и создавать свой собственный индивидуальный бренд христианства, религия, на которой держался хрупкий моральный кодекс Европы, вскоре распадется на сотню вероучений и потеряет свою эффективность в качестве социального цемента, связывающего исконно диких людей в общество и цивилизацию.

То ли потому, что она разделяла эти взгляды, не формулируя их, то ли потому, что простые души по природе своей боятся непохожих или странных, то ли потому, что людям нравится высвобождать в анонимности толпы инстинкты, обычно подавляемые индивидуальной ответственностью, но сам народ, за исключением южной Франции и северной Италии, был самым ярым гонителем; "толпа линчевала еретиков задолго до того, как Церковь начала преследовать".41 Ортодоксальное население жаловалось, что Церковь слишком снисходительна к еретикам.42 Иногда она "выхватывала сектантов из рук защищающих их священников".43 "В этой стране, - писал Иннокентию