населения города. Даже врач не мог добиться, чтобы из больницы приехали на вызов, к нему на дом не пошел бы даже его коллега. Потому Нед Ленокс сам сидел дома со своей обожаемой женой, но смерть отняла ее у него. Всем было ясно, что он не смог смириться с жестокой иронией случившегося: один из лучших врачей, он оказался бессилен спасти жену. Но в такой ситуации не справилась бы и целая бригада акушеров.

— Голова в последнее время часто болела? — спросил Нед у Джо.

— Один раз.

— Сильно?

— Не очень.

— Как ты сам думаешь, что вызвало головную боль?

— Много курю.

— Есть одно новое средство от этого.

— В самом деле?

— Просто меньше кури.

— Сразу видно, — сказал Джо, — что ты закончил самый лучший медицинский колледж.

Сам Нед рассказал Джо иную версию своей истории еще в тридцать третьем, после одной очень долгой ночи, когда он залатывал солдат, пострадавших в самой кровопролитной битве «ромовой войны». Джо помогал ему в пустом бальном зале гостиницы, где они устроили импровизированный госпиталь. А после, утром, когда они сидели на пирсе, глядя, как причаливают рыбацкие лодки и лодки с ромом, Нед рассказал Джо, что его жена была из очень бедной семьи, которая стояла намного ниже его по социальной лестнице.

Ее звали Грета Фарланд, она жила у залива Гравуа в домишке фермера-арендатора. У ее матери лицо было как будто высечено из камня, у отца — словно вырублено топором, лица четырех ее братьев казались еще более топорными. У всех в семье, за исключением Греты, были загнутые вперед плечи и острые подбородки, высокие крутые лбы, смахивавшие на штормовую дамбу, и угрюмый, алчущий взгляд. Зато у Греты были полные бедра, полная грудь и полные губы. Ее молочно-белая кожа светилась под уличными фонарями, а ее улыбка, хотя и нечастая, была улыбкой юной девушки, едва-едва ощутившей пробуждение женственности.

— Слезай со стола.

Джо слез.

— Пройдись.

— В смысле?

— Просто пройдись. С пятки на носок. От стенки к стенке.

Джо прошелся.

— А теперь иди ко мне.

Джо снова пересек кабинет.

Грета не полюбила Неда, хотя он надеялся, что однажды полюбит, когда осознает, насколько лучше живется рядом с ним. Период ухаживаний был коротким: ее папаша понимал, что парни, подобные Неду, если вдруг появляются в жизни девушки из числа белого отребья, то лишь раз в жизни. Грета вышла за Неда и вскоре достаточно хорошо освоилась в новом для нее мире, усвоила разницу между вилкой для горячего и вилкой для салата и время от времени поколачивала горничную. Иногда она была ласкова с Недом по три-четыре дня подряд, прежде чем снова налетал шквал мрачного настроения. И благодаря этим хорошим дням Нед верил, что скоро она очнется и поймет: все, что она ошибочно принимала за сон, на самом деле явь, и теперь у нее всегда будет пища, крыша над головой и любовь достойного и перспективного мужчины, а ее мрачные настроения улетучатся. И ее безжалостность в оценке рода человеческого сменится на сопереживание.

Нед поправил очки и записал что-то на бланке, прикрепленном к планшету.

— Расслабься.

— Можно раскатать рукава? — спросил Джо.

— Раскатывай на здоровье. — Он снова принялся писать. — В ушах не звенит, дыхание не перехватывает, никаких беспричинных кровотечений из носа?

— Нет-нет, этого тоже нет.

Доктор Ленокс на секунду поднял на него глаза:

— Ты немного похудел.

— Разве это плохо?

Нед покачал головой:

— От потери нескольких фунтов хуже тебе не станет.

Джо хмыкнул и закурил сигарету. Протянул пачку доктору Леноксу. Тот качнул головой, после чего вынул свою пачку и тоже закурил.

Когда Грета забеременела, Нед был уверен, что положительные перемены просто неизбежны. Но вместо того беременность сделала ее еще более сварливой. Она бывала счастлива — и то было безнадежное, горестное счастье — лишь в те моменты, когда оказывалась в кругу семьи, потому что все Фарланды бывали счастливы, только ощущая безнадежность и горечь. Когда они приходили в гости, из дома пропадали фамильные безделушки и столовые приборы, и Нед понимал, как сильно они его ненавидят, потому что у него есть все, чего они хотят, но хотят слишком долго, а если вдруг обретут, не будут знать, что с этим делать.

Нед выдохнул струйку дыма и убрал пачку в карман рубашки.

— Расскажи все еще раз.

— Не заставляй меня повторять.

— У тебя были галлюцинации.

Джо почувствовал, что краснеет. Он нахмурился:

— Так чем они вызваны, опухолью мозга?

— У тебя нет ни малейших признаков опухоли мозга.

— Но это не значит, что ее нет.

— Не значит. Однако это значит, что вероятность опухоли ничтожно мала.

— Насколько ничтожно?

— Примерно настолько, насколько мала вероятность попадания молнии в человека на каучуковой плантации в безоблачный день.

Нед не удивился — может, был уязвлен, но не удивился, — когда однажды неожиданно пришел домой и застал Грету, которая была на четвертом месяце беременности, в постели с папашей, который трахал ее сзади, и оба они сопели и возились, как свиньи, на кровати, служившей супружеским ложем трем поколениям Леноксов. Им не хватило приличия, чтобы остановиться, даже когда они увидели его искаженное лицо, отразившееся в зеркале, которое он подарил ей по случаю помолвки.

— Давай поговорим о сне. Ты, вообще, спишь?

— Очень мало.

Нед снова занес что-то в карточку.

— Что и подтверждают мешки у тебя под глазами.

— Спасибо. И волосы у меня поредели?

Ленокс посмотрел на него поверх очков:

— Да, однако это никак не связано с нашим сегодняшним предметом.

— Которым?

— Когда ты в последний раз наблюдал это свое… явление?

— Пару дней назад.

— Где?

— Дома.

— Что сейчас происходит в твоей жизни?

— Ничего. Разве только…

— Что же?

— Ничего.

— Ты пришел ко мне в кабинет, у тебя на это есть веская причина. Так что отвечай.

— Ходят слухи, один из моих коллег очень сердит на меня.

— С чего бы?

— Понятия не имею.

— А ты не мог бы переговорить с этим твоим коллегой?

— Не знаю. Я даже не знаю, кто он, этот коллега.

— В вашем деле, — осторожно предположил доктор Ленокс, — рассерженные коллеги не всегда разрешают конфликты… — Он пытался подыскать слово.

— Цивилизованным способом, — подсказал Джо.

— Именно так, — кивнул Ленокс.

Через несколько минут Иезекииль Фарланд, Изи, вышел к Неду в гостиную, выдернул из-под зятя стул, схватил с блюда на столе персик и зачавкал.

— Я знаю, тебе многое хочется сказать, и ты считаешь, что должен это сказать,