Только пережив эту ночь, он сможет сорвать по-настоящему большой куш. Тогда у него будет шанс вернуться в овраг. Он очень сомневался, что эти индейцы когда-нибудь забредут сюда снова. На рассвете они уйдут. Обломки фургонов еще какое-то время будут спокойно лежать внизу, а добраться до них не так уж сложно. Он сможет вернуться через несколько недель или даже месяцев и наверняка найдет то, что в них спрятано. Особенно если это золото.

Банко Коллинз не слишком разбирался в металлургии, но кое-что он знал. Золото может менять свою форму. Смешиваться с разными породами, и это будет золотая руда. Но оно не может разрушиться или исчезнуть. И пока кто-нибудь случайно не заглянет в этот овраг и как следует не покопается в обгоревших обломках, золото останется там.

Находясь в прекрасном настроении, Коллинз выскользнул из-за кустов можжевельника. Красный свет на дне оврага угас, когда он побрел на восток под освещенным полной луной небом, время от времени облизывая сухие губы, когда представлял себе, как глотает устриц где-нибудь в Сан-Франциско и качает на каждом колене по симпатичной шлюшке.

Идущие домой солдаты время от времени останавливались в Монт-Роял, во всех красках расписывая Мэйнам ужасные картины разрушений штата, которые они видели на пути. Этим они расплачивались за воду из колодца. Никакой еды Купер им предложить не мог.

Юдифь не могла слушать без слез о сгоревших лесах, вытоптанных полях, ограбленных домах, оставшихся после сокрушительного продвижения армии Шеридана, и постоянно плакала.

Колумбия была полностью уничтожена; на месте исчезнувших кварталов стояли только куски стен или одинокие печные трубы, торчащие посреди развалин. Недостроенное здание ратуши почему-то уцелело, хотя его западная стена навсегда получила отметины от четырех пушечных снарядов, выпущенных союзной артиллерией через Конгари во время обстрела с Лексингтон-Хиллс.

Гости рассказывали Мэйнам, что по дорогам бродят огромные толпы негров. Они стали свободными, но совершенно не знали, что с этой свободой делать, и большинство просто умирали от голода. Еды не было ни для черных, ни для белых, многие лавочники закрылись и заколотили свои лавки досками. Это тоже стало теперь одной из привычных картин всеобщего запустения в штате.

Когда миновала опасность нападения на поля весенних птиц, Купер решил засеять три квадратных участка для июньского урожая; так всегда делал отец, в случае если более ранний урожай риса был погублен птицами или соленой водой, прорвавшейся на поля после долгих ливней. Чтобы подготовить землю теми немногими ржавыми инструментами, что чудом уцелели, ему помогали только Энди, Цицерон, уже слишком старый для такой работы, Джейн и его дочь. Юдифь тоже приходила, когда не была занята кухней или уборкой в их новом маленьком доме, наскоро построенном из сосновой древесины.

Не привыкший к физическому труду, Купер каждый вечер едва добирался до дому, мучаясь от укусов насекомых и ломоты во всем теле – от шеи до лодыжек. Он съедал скромный ужин, почти не разговаривал и сразу падал на свой тюфяк. Часто во сне он громко стонал или вскрикивал.

Все время, пока он не спал, он изводил себя вопросами, не имевшими ответов. Смогут ли они вырастить достаточно риса, чтобы продать немного, а на остальное жить будущую зиму? Будет ли Юг на долгие годы оккупирован вражескими войсками теперь, когда, по слухам, весь Север жаждет мщения за убийство Линкольна? Узнает ли он когда-нибудь, что стало с телом Орри, после того как Ричмонд был сожжен и, скорее всего, все военные архивы пропали? Один из заходивших к ним солдат рассказывал о множестве братских могил вокруг Питерсберга, куда сваливали сотни трупов, даже не пытаясь их опознать.

Вопросы роились в его голове, вызывая такую же сильную боль, какая мучила его тело, пока он вскапывал каролинскую землю под нещадным солнцем. Так было и в тот день, когда Энди вдруг резко окликнул его. Купер поднял голову, смахнул пот и увидел Юдифь; она бежала по насыпи, разделяющей рисовые квадраты.

По ее лицу Купер сразу понял: что-то случилось. Он побежал ей навстречу.

– Купер, твоя мать… – задыхаясь, сказала Юдифь. – Я зашла к ней днем, когда она обычно отдыхала, и увидела, что она… Судя по выражению ее лица, она ушла легко. Возможно, безболезненно. Мне так жаль, милый…

Она замолчала, удивленная и даже слегка испуганная странной полуулыбкой, едва тронувшей его губы. Он не стал объяснять, что в этот момент вдруг вспомнил, как во время налета бандитов Кларисса спокойно бродила по дому, где то и дело палили ружья, и не получила ни царапины.

Улыбка исчезла с его лица.

– Как ты думаешь, мы сможем найти столько льда, чтобы сохранить тело?

– Сомневаюсь, – ответила она. – Лучше похоронить ее сразу.

– Да, пожалуй, ты права.

Он обнял ее дрожавшей от долгого напряжения рукой, и слезы наконец-то наполнили его глаза. В этот день они больше не работали и все вместе вернулись в домик из желтой сосны.

Купер давно уже понял, что жизнь имеет очень неприятную привычку преподносить сюрпризы, когда вам меньше всего этого хочется. Когда уже в сумерках, обливаясь по́том, он вместе с Энди сколачивал гроб для Клариссы, к ним вдруг подошла Джейн.

– У нас трое гостей, – сказала она.

Купер отер мокрый лоб ладонью.

– Опять солдаты?

Джейн покачала головой:

– Часть пути они проделали по железной дороге – ее уже, оказывается, кое-где снова открыли. А потом им повезло купить мула и повозку, причем…

– Кем бы они ни были, – сердито перебил ее Купер, – ты знаешь, что им сказать. Мы рады оставить их у себя на постой и разрешить пользоваться колодцем. Но еды у нас нет.

– Этих людей вам придется накормить, – ответила Джейн. – Это ваша сестра с мужем и мисс Мадлен.

Когда Джаспер Диллс решил, что это уже достаточно безопасно, он поехал в оккупированный Ричмонд.

Разрушения, сопровождавшие падение и бегство правительства Конфедерации, поразили его. Один из офицеров Союза рассказал ему, что, когда начались пожары, в городе несколько часов взрывались спешно заложенные снаряды. От взрывов загорались дома, которые никто не тушил. Лишь немногим зданиям удалось устоять, но целые кварталы лежали в руинах. Несмотря на то что была уже середина весны, в воздухе не чувствовалось ни запаха молодой листвы, ни аромата цветов, а только едкая вонь от дыма.

Разбитые улицы были засыпаны грудами сломанной и брошенной мебели, одежды, ковров, бутылок, книг, личных писем и документов, и весь этот хлам человеческой жизни показался Диллсу еще более отвратительным, чем сожженные здания. По дорогам бродили обездоленные белые семьи, лишенные всего. Голодные ветераны армии Конфедерации, многим из которых было не больше четырнадцати, сидели на солнышке, устремив в пустоту отрешенные взгляды. Негры ходили там, где им вздумается, с важным видом. А еще он повсюду видел солдат в синей форме победителей – пеших, конных, сидящих в повозках. Они были единственными белыми, которые улыбались.