Даже арестованные фальшивомонетчики порой вели себя самоуверенно до нахальства. В 1877 году в Лондоне был задержан некий Гибберт, известный также под разными именами: Джон Генри Фрер, Мюльс Жирар Грэ, Джордж Нобль, адмирал и капитан Джордж, Жиро. Через адвоката ему был задан вопрос российского представителя министерства финансов: «Не может ли обвиняемый Гибберт сообщить какие-нибудь сведения о подделке наших кредитных билетов». На это фальшивомонетчик заявил, что в «предприятие» по изготовлению фальшивок он вложил 700 фунтов стерлингов, и если российское правительство возместит ему понесенные расходы, то он «сообщит сведения, которые дадут возможность захватить всю шайку подделывателей»[428].

«Льготный» режим существования фальшивомонетчиков на территории Великобритании нередко обеспечивался не только особенностями английской судебной системы, но и недобросовестностью полицейских чинов. Надворный советник А. А. Франкенштейн, состоящий при русской миссии в Брюсселе, в рапорте от 13 февраля 1878 года сообщал своему начальнику, чрезвычайному посланнику и полномочному министру А. Д. Блудову, что при существующем «в Англии законоположении, преступления, направленные в ущерб иностранным государствам, очень часто остаются безнаказанными. Известно, что английские detectives находятся нередко в близких отношениях с мошенниками, получают от них взятки и предупреждают об имеющих быть обысках и, таким образом, не допускают возможности уличения злоумышленников»[429]. В качестве иллюстрации сказанного чиновник привел случай с розыском подделывателей бельгийских 100-франковых билетов. Когда лондонской полиции стало известно об этой фабрикации, то дело не двигалось с мертвой точки до тех пор, пока Банк Бельгии не заплатил 500 фунтов стерлингов детективу, ведущему расследование[430].

Об одной из известных лондонских нелегальных «фабрик» (фальшивомонетчиков Голчестера и Гершберга) Е. С. Головин писал Н. А. Орлову, что она давно известна полиции, что за мошенниками установлен полицейский надзор, «но тем не менее до сих пор Лондонская полиция не находила, к сожалению, возможности произвести аресты как лиц, участвующих в этой подделке, так и самой фабрики с ея произведениями, машинами, инструментами и проч.»[431]. Об этой преступной шайке в декабре 1882 года Головин составил справку для министра финансов, которой подробно описал состав группы и «ассортимент» ее продукции: «Фабрика Голчестера перешла в руки и главное управление еврея Елиаса Гершберга, имеющего двух братьев, одного в Кенигсберге, Аврама Давида, а другого в Варшаве — Ицека. В этой фабрике принимают участие: Симон Голфенберг, два Голчестера, отец и сын, г-жа Викерс (она же «Артист», судившаяся вместе с Шумовским и оправданная Лондонскими присяжными) и Гершек Чернаковский, он же Абрам. Главными агентами этой фабрики по сбыту ея произведений служат: жена Гершберга, Алька и дочь его — Дора; два вышеозначенных его брата, Жакоб, он же Мендель Леви, Берлинер и один Яффе — все в Лондоне. Другой Яффе, Лаксер и Кубовский — в Берлине, Немецкий и Coral Scyaffer — из Варшавы. Эти иногородние сбытчики, кроме которых еще очень много других, постоянно, по несколько раз в год, приезжают в Лондон за товаром. Произведения этой фабрики представляются в огромном количестве фальшивых кредитных билетов 25-ти и 3-х рублевого достоинства; эти последние отличаются особенно искусною подделкой. В текущем году эта фабрика стала выпускать в огромном количестве очень искусно подделанные билеты 5-ти рублевого достоинства; в этих последних только нехороша бумага, мягкая, простая, не имеет той жесткости и глянцевитости, которые принадлежат действительным билетам; так что подложность легко узнать на ощупь»[432]. Столь подробная информация об этом криминальном сообществе свидетельствует о том, что его деятельность действительно находилась под присмотром правоохранительных органов, но, как с сожалением отмечал Головин, «Лондонская полиция очень занятая мерами, вызванными ирландскими беспорядками, совершенно отказывается от деятельного надзора за подделкою и от преследования делателей и сбытчиков»[433].

П. Н. Николаев в декабре 1882 года обратился к сенатору А. Н. Мицкевичу с просьбой: «Пользуясь отправлением Вашим заграницу, я прошу принять на себя труд ознакомиться с современным положением вопроса о возможности преследования там пользующихся там столь продолжительное время безнаказанностью подделывателей русских кредитных билетов»[434]. Сенатор, выполняя просьбу товарища министра финансов, встретился в Париже с бывшим советником российского посольства в Лондоне М. Ф. Бартоломеем. Бывший советник посольства высказал убежденность, что успех возможен только при личном участии министра внутренних дел Великобритании, поскольку английская полиция «уже в последнее время пребывания д. с. с. Бартоломея значительно охладела к нашим интересам»[435].

Впрочем, такое положение дел существовало не только в пределах английского королевства. Например, Д. Ф. Кобеко писал Г. Г. Перетцу об аресте в Молдавии группы фальшивомонетчиков, что «таковые открытия в Придунайских княжествах по самому свойству тамошних судов нередко остаются безуспешными»[436]. Это признавали и сами румынские чиновники, которые объясняли статскому советнику И. А. Зиновьеву в Бухаресте, что «передавать арестантов суду присяжных было бы совершенно бесполезно, так как при известной всем снисходительности румынских присяжных к преступникам ввиду отсутствия в румынском Кодексе закона, определяющего наказание за подделку иностранных ценностей, арестанты будут наверняка оправданы»[437].

Кир-Дижон, российский консул в Черновицах (Австрия), в своем донесении от 27 января 1876 года писал: «Насколько я мог понять, причины существования охотников производить и распространять фальшивые деньги заключаются в самих законодательствах, но в особенности в не искусстве, равнодушии и небрежности полиций, сыщиков, следователей и проч. открывать их и подвергать заслуженному наказанию; а к тому же в возможности распространителей интимидировать (здесь в особенности) и подкупать первых, черпая для этого средства в самом corpus delicti»[438].

В марте 1879 года правительственный агент Лянге доложил начальству, что в Аахене (Германия) с фальшивыми рублями был задержан французский фабрикант Соломон Розен и его любовница. В акте задержания (21.03.1879) указано: «Содержанка Розена уложила <…> 15 пачек в нарочно приготовленную для этой цели двойную юбку»[439], а «у Соломона нашли в кальсонах пять фальшивых 3-х рублевых билетов». При задержанном находился «запертый на ключ, ручной мешок с 32000 3-х рублевыми билетами» английской работы[440]. Обстоятельства дела требовали провести срочный обыск парижской квартиры коммерсанта-фальшивомонетчика. Однако, писал Лянге: «Парижская полиция хотя и обещала исполнить требование нашего посольства, но на деле этого не доказала. Обыск в квартире Розена и Жарди, не смотря на настойчивые мои заявления о необходимости немедленно приступить к таковому, был сделан лишь поздно вечером при свечах, пересмотр вещей и корреспонденции сделан лишь для формы, поверхностный; лавка Розена совсем не была осмотрена <…> не имея со стороны полиции надлежащей помощи, — добавил агент, — я принужден был прекратить дальнейшие розыски в Париже»[441].

Генеральный консул в Данциге А. Е. Врангель в январе 1881 года предлагал директору департамента внутренних сношений Министерства иностранных дел Ф. Р. Остен-Сакену: «Необходимо было бы прислать в Торн опытного сыщика. Торн — гнездо всякой сволочи и рынок русских фальшивых кредиток». Дипломат рекомендовал