ровным расположением букв в словах. На этих подделках делали гравированные подписи, тогда как подлинные ассигнации подписывали вручную. Незнание французами русского языка привело к забавной путанице букв: в основном тексте в словах «государственной» и «ходячей» буква «д» заменялась на «л», в печатных подписях «Павелъ» превращался в «Павив», «Спиридонъ» в «Спиридот».

Правительство из опасения подорвать доверие населения к ассигнациям было вынуждено выкупать так называемые «наполеоновки», трудно отличимые от настоящих денег. К 1821 году в Ассигнационный банк поступило без малого семь миллионов рублей фальшивыми ассигнациями, «по которым, во избежание нареканий, и произведена была полная уплата»[383].

Местные «умельцы» использовали это обстоятельство в своих интересах. В ходе следствия по делу о распространении поддельных ассигнаций в Малороссии в 1820-х годах было установлено, «что многие евреи из живущих в Полтавской губернии занимались променом фальшивых ассигнаций, выпускавшихся из Харькова, Орла и Казани, передавая оные евреям, приезжавшим из Шклова Могилевской губернии и других мест»[384]. По мнению следователей, «к сей вредной их торговле открыли путь белорусским евреям выпущенные в 1812 году французские фальшивые, ими сделанные, ассигнации, которые, по обнаружении их, евреи удобно и без опасения сбывали, а после, под предлогом оных обратились и к фальшивым ассигнациям, деланным в губерниях вышеупомянутых, что многие ныне из обличенных в мене фальшивых ассигнаций действительно делались в полной уверенности, что они получали и променивали ассигнации французские»[385].

Активность заграничных «производителей» российских денег напрямую зависела от происходящих в России событий. Восстание на территории Царства Польского и Северо-Западного края в 1863–1864 годах породило множество нелегальных мастерских в европейских странах, фабрикующих поддельные русские денежные знаки. Майор В. Н. Смельский в ноябре 1873 года докладывал управляющему канцелярией министра финансов, что подделка российских денег за границей явление давнее, но «главнейшее же ее развитие относится к 1862 году; с этого времени, т. е. с усилением побегов поляков заграницу, подделка стала производиться ежегодно, и в 1871 и 1872 годах была в особенности значительна. С 1862 года подделка производилась (не постоянно в одних и тех же местностях, и домах) в Лондоне, Брюсселе, Цюрихе, Солотурне, Бадене, в окрестностях Парижа и во многих малых городках и деревнях Бернского, Женевского и Цюрихского кантонов»[386]. Агент министерства финансов в Лондоне Г. П. Каменский в апреле 1874 года обращался к Д. Ф. Кобеко: «Лондон снова явился центром этой систематической подделки, как это было в самом начале, когда г. министру было угодно поручить мне следить за нею и по мере открытия предавать виновных суду. Изменились только действующие лица: прежде это были жиды, занимающиеся ею с исключительно корыстною целью; теперь это дело в руках польских эмигрантов, сбежавшихся сюда из Парижа, после событий коммуны, и старающихся придать корыстным целям политический оттенок»[387].

Об аресте одного из таких «инсургентов» Г. П. Каменский сообщил в министерство финансов в 1878 году: «Заарестован также известный Кучик, называющий себя еще Жигота. Кучик принимал участие в восстании 1863 г., командовал бандой инсургентов, на основании чего присвоил чин полковника, потом эмигрировал и вел бродячую жизнь за границею, деятельно занимаясь сбытом фальшивых билетов»[388]. Кучик (Куцик) — он же Куцинский — проживал в Брюсселе и занимался распространением фальшивых российских денег, которые получал из Лондона. Вместе с ним были арестованы сообщники, тоже бывшие мятежники: поляки Марсель Гржесицкий, Михайловский (он же Марков, он же Карл Мацевич), Мюллер (он же Калисинский) и австрийский подданный Шмидт[389]. Польские эмигранты, уличенные в распространении фальшивок, оказавшись на судебной скамье, не признали свою деятельность преступлением, «извиняя это политической целью»[390]. Об этом на суде заявил Михайловский. Уроженец Царства Польского Шмидт сознался, «что пускаемые им в обращение русские кредитные билеты фальшивые, он их получал от третьих лиц и вполне разделял с ними мнение, что этим образом можно вредить России, и наконец объявил, что этот образ действий не может считаться преступным»[391]. Присяжных такие объяснения не убедили. «Несмотря на политические доводы, выставленные защитою, — писал Каменский, — жюри не поддалось на очень ловкие парадоксы, ею представленные»[392]. В итоге обвиняемые были осуждены на разные сроки тюремного заключения (от 6 до 12 лет).

«Политические основания» для фальсификации российских денег как оправдание мошеннических действий весьма часто звучали в залах судебных заседаний. Не случайно Г. Г. Перетц, докладывая начальству в июле 1874 года о подделке швейцарских банковых билетов польскими эмигрантами, с удовлетворением отмечал, что изобличение этой шайки «вызвало весьма благоприятную для нас перемену в общественном мнении Швейцарии, которое до сих пор слишком снисходительно относилось к польским эмигрантам, промышлявшим русскими фальшивыми бумагами»[393]. Сам факт фальсификации швейцарских денег, полагал Перетц, доказывал, «что след<овательно> эта подделка не имеет политического характера, как до сих пор уверяли поляки»[394].

Однако так случалось далеко не всегда. В 1869–1870 годах в Париже проходил судебный процесс над братьями Ярославом и Теофилом Домбровскими и рядом их сообщников, обвиняемых в подделке и распространении фальшивых кредитных билетов Российской империи.

Ярослав Домбровский, бывший штабс-капитан русской армии, выпускник Николаевской академии генерального штаба, был одним из руководителей польского восстания (1863–1864), членом Центрального национального комитета восставших. После подавления мятежа он был арестован и приговорен к пятнадцати годам каторги с лишением дворянского достоинства, всех прав, состояния, чинов, медалей и ордена Станислава. Домбровскому удалось бежать. В Европе, куда он тайно выехал с супругой, «неистовый Ярослав» занялся созданием Объединения польской эмиграции. Начиная с 1866 года он — один из лидеров Объединения, знаком с Джузеппе Гарибальди, Александром Герценом, Михаилом Бакуниным. Революционная борьба — его стихия.

Но в поле зрения чиновников министерства финансов Ярослав Домбровский попал как банальный фальшивомонетчик. В 1867 году он стал фигурантом в деле трех офицеров Донского казачьего войска, заподозренных в выпуске фальшивых билетов. Как выяснилось в ходе следствия, казаки приобретали фальшивые кредитки через посредников у проживающего в Париже Ярослава Домбровского, «которому собственно фальшивые билеты принадлежали»[395]. Офицеров предали военно-полевому суду, а за Ярославом установили наблюдение.

В 1869 году Я. Домбровский был арестован французской полицией по обвинению в распространении фальшивых 50-рублевых билетов. Г. П. Каменский, наблюдавший за процессом, сообщил министру М. Х. Рейтерну в декабре 1870 года: «На днях были арестованы в Париже сообщники Домбровского Ярослава — Климкович, Горчинский и Видзинский и в Монпелье был арестован Винсент Каминский, уже привезенный в Париж. Каминский был главным агентом Ярослава Домбровского для распространения фальшивых кредитных билетов»[396]. Между прочим, сообщил он и о записке, найденной в бумагах Домбровского, свидетельствующей, по его мнению, об использовании польскими повстанцами поддельных денег в борьбе с Российской империей: «On a propose a Kotkowski de lui fournir des billetets de la banque muscovite au prix de 10 pour 100, le gouvernement nationale n’a pas cette aperation