– Так, так, так, – ворчливо протянула Фортуна, когда подошла оценить результаты ее труда. – Полагаю, выглядят они безупречно.

Лотти подняла голову от своего рабочего стола.

– Так и есть, – согласилась она и улыбнулась Лео. – Именно такими я их и представляла.

Обрадованная Лео просияла.

Немного погодя, после того как Фортуна ушла домой, а Лотти уже собирала вещи, Лео набралась мужества и спросила:

– Эти рисунки, которые ты спрятала сегодня, – для чего они?

– Ни для чего, – решительно отрезала Лотти.

– Они показались мне очень красивыми, – настаивала Лео. – Я могу взглянуть на них?

Лотти подумала немного, а потом выдвинула свой ящичек и порылась в нем у задней стенки.

– По глотку джина?

– Почему бы и нет?

Лео принесла два стакана. К этому моменту Лотти уже успела разложить рисунки на полу. Лео присела у стены рядом с Лотти и принялась разглядывать женщин; они выглядели стильно и чуть лукаво, словно за углом их могли поджидать и веселье, и беда.

– Они красивые.

– Спасибо, – негромко сказала Лотти.

Лео подметила на лице у Лотти выражение, которое видела в собственном зеркале: облегчение, приправленное сомнениями. Облегчение из-за того, что кто-то еще одобрительно отнесся к тому, что дорого тебе, и сомнение, потому что она еще не знала, имеет ли это какое-либо значение по сравнению с тем, что сейчас, в полночь, они вдвоем сидели на полу в подвале универмага.

– Что мы с тобой здесь делаем? – вздохнула Лео. – Ты слишком талантлива, чтобы скрываться от мира в подвале и разрабатывать варианты оформления витрин. Ты должна… ну, не знаю. Заниматься тем, что тебе нравится. Создавать маленькие шедевры.

– Это было бы здорово, – согласилась Лотти. – Иногда я думаю, что здесь меня и похоронят, рядом с Фортуной, а лет этак через сто кто-нибудь наткнется на наши останки, но их перезахоронят под фундаментом еще какого-нибудь здания, потому что скелет Лотти Маклин не стоит того, чтобы его сохранили для потомков.

– Когда-нибудь, когда у меня будет много денег и я смогу заплатить тебе столько, сколько ты заслуживаешь, ты нарисуешь сюжет, который будет изображен на моих баночках с косметикой. Сюжет, очень похожий на те, что ты изобразила вот здесь.

– Ты хочешь сказать, совсем не такой? – Лотти поднялась на ноги, открыла свою сумочку и достала оттуда пудреницу, на крышке которой уродливыми красными буквами было начертано «Пудра для лица Штейна», а единственной уступкой красоте стали несколько старомодных роз по краям.

– Нет, – рассмеялась Лео. – Определенно не такой.

– Вот что я тебе скажу, – заявила Лотти. – Я в любом случае нарисую что-нибудь для тебя. И тебе не придется ничего мне платить. Это будет всего лишь набросок. Но ты сможешь показать его в универсальном магазине, чтобы там поняли, в чем состоит твой замысел.

– Правда? Нет, я все-таки заплачу тебе, обещаю. – Лео отпила глоток из своего стакана и задумчиво проговорила: – Мне нравится работать с Фортуной, но я не хочу заниматься этим всю жизнь. Как ты думаешь, мы выберемся отсюда? Иногда мне хочется верить, что да, а иногда… – Голос у нее дрогнул и сорвался.

Лотти наклонилась и чокнулась с ней своим стаканом.

– После сегодняшнего разговора с тобой впервые в жизни я думаю, что у нас все может получиться.

* * *

После вечеринки в клубе у Текс Лео видела Фэй и Бенджамина всего пару раз, не больше. Однажды они с Джоан отправились к Ричиерам на прием и обнаружили, что те действительно живут в особняке, возведенном на Пятой авеню и выходящем на Центральный парк. Он высился там, словно король, со стены замка обозревающий свои владения, на которых трудятся его подданные.

– Бенджамин приобрел его для меня, – сообщила им Фэй, когда они приехали. – После смерти Дикинсонов я заявила, что хочу получить его на день рождения. И он таки подарил мне его, причем на входной двери красовался огромный красный бант.

– Очень щедро, – отозвалась Лео, что, откровенно говоря, было таким же явным преуменьшением с ее стороны, как попытка Фэй выдать этот подарок за нечто вроде рождественской хлопушки.

В тот вечер Бенджамин был настолько занят с гостями, что всего лишь поцеловал Лео в щеку да потанцевал с ней пару раз. В «Клубе 300» состоялся очередной вечер, но Фэй вновь напилась задолго до его окончания, и Бенджамину пришлось увезти ее домой. Лео видела, с какой тревогой Джоан следила за тем, как Бенджамин и Фэй вышли из клуба и сели в такси, и ласково сжала руку подруги.

– Я уверена, с ней все будет в порядке, сестра Джоан, – насмешливо проговорила та. – Скорее всего, она слишком много выпила, как и в прошлый раз.

– Да, совсем как в прошлый раз, – сухо ответила Джоан.

Потом Бенджамин на целый месяц уехал по делам в Вашингтон, и с тех пор Лео больше не видела его. Но однажды субботним вечером, в конце сентября, когда лето все еще цеплялось за город, не желая уступать дорогу осени, а воздух был настолько влажным, что буквально сочился дождем, Бенджамин неожиданно прикатил в лавку Джиа, и Лео прокляла себя за то, что дала ему адрес. Руки у нее были черными, на лбу выступил пот, и каждый раз, когда она смахивала его, на лице появлялись новые грязные разводы. Она пыталась улучшить формулу туши для ресниц, но вместо этого получила лишь жидкую черную грязь.

– А это что такое? – осведомился он, показывая на клейкую жижу перед ней.

– Разве вы не знаете, что именно эту смесь каждая женщина мечтает нанести себе на лицо? – съязвила она.

Бенджамин не ответил. Он просто стоял здесь, спокойный, аккуратный и невозмутимый, посреди следов ее самой большой неудачи. Лео глубоко вздохнула, приказывая себе успокоиться и не разражаться пустопорожней болтовней, после чего с горечью пожала плечами.

– Предполагается, что это тушь для ресниц. Я хотела, чтобы она получилась не такой сухой, как у «Мейбелин», но, похоже, добилась другого результата.

Бенджамин молча прошелся по комнате. Иногда он брал в руки какую-нибудь вещь, но потом возвращал ее на место. Он ничем не выразил своего отношения к происходящему, отчего Лео разозлилась окончательно. Как можно смотреть на шесть чудесных баночек помады для губ разных оттенков красного, предназначенных для всех типов кожи и цветов волос, и не сказать при этом ничего?

Лео взяла в руки брусковую тушь для ресниц, чужую, не собственного производства, и вновь заговорила, стараясь, чтобы голос ее прозвучал ровно.

– Тушь для ресниц можно изготовить двумя способами, – начала она. – Можно взять масло, ламповую сажу и соль стеариновой кислоты, дабы облегчить образование эмульсии. Женщина обмакивает влажную кисточку в брусковую тушь, та образует пасту и налипает сначала на кисточку, а потом и на ресницы. Или к получившейся смеси можно добавить воды, в результате чего образуется продукт, который еще легче перемешивается и, соответственно, лучше наносится на ресницы. – Она отдавала себе отчет в том, что во время объяснений размахивает руками, но ничего не могла с собой поделать. – Женщины боятся туши для ресниц. Она или начинает течь у них по лицу при первых же каплях дождя, или же налипает комками на ресницы, так что они становятся похожими на щетки для чистки дымовых труб. А еще ее чертовски трудно перенести с бруска сначала на щетку, а потом и на ресницы. И я должна решить все эти проблемы, потому что знаю: если мой товар не будет идеальным, женщины станут бояться его еще сильнее. У меня есть только один шанс, чтобы убедить их. Поэтому мне приходится экспериментировать. И терпеть неудачи время от времени.