— На горизонте никого из наших не появлялся?

— Никак нет. Опять густой туман.

— Значит так, лейтенант Иноземцев, слушай приказ, — после этих слов лейтенант пограничник вытянулся по стойке смирно. — Продолжайте наблюдение за деятельностью норвежских правонарушителей. О любых их действиях, направленных на проникновение в бункер, немедленно докладывать мне. Выполнять!

— Есть! — Иноземцев отдал честь, повернулся, чтобы идти, затем остановился, снова повернулся к Булавину. — Товарищ подполковник, а что делать, если они расчистят вход и полезут в бункер?

— Действовать по Уставу: первый выстрел, предупреждающий, в воздух, второй — на поражение.

— Есть!

— Давай! — Булавин отослал пограничника жестом руки.

Вернувшись в бункер, Булавин, сел рядом с Крутихиным, рассказал коллегам о новых происках противника.

— Надо подстрелить пару их морячков, тогда они подумают, стоят ли дальше лезть, куда не надо, — возмущенно воскликнул Крутихин.

— Нет, — Булавин решительно покачал головой. — Это будет повернуто против нас же и представлено так: русские застрелили ни в чем не повинных норвежцев, спасавшихся от шторма на необитаемом острове. Кром того, их двадцать четыре, а нас трое с тремя автоматами.

— Четверо, товарищ подполковник, — поправила его Беленко, — я неплохо стреляю.

— Нет, пятеро, — подал голос Малышкин. — Я не буду отсиживаться.

— Спасибо, — Булавин с благодарностью посмотрел на неожиданных помощников для предстоящего боя. — Ладно, пока у нас время есть, давайте продолжать, — Булавин встал, — Ольга Вячеславовна, как думаете, когда закончим с этим? — он показал рукой на длинные ряды снарядов.

— К утру закончим.

— Эх, опять бессонная ночь, — весело заключил Крутихин.

— Ничего, Николай, приедем на базу, отоспишься. — Булавин набрал из металлического ящика полный совок стружек.

Закладку алюминиевой стружки закончили в четыре часа утра. Все падали от усталости. Беленко отослала мужчин в душ, сама осталась на складе, чтобы залить стружку кислотой.

Булавин снял ставшую уже ненавистной химзащиту, по привычке кинул ее в дегазационную камеру. Душ принял вслед за Крутихиным и Малышкиным, приказал им идти спать.

— Отдохните несколько часов, день будет сегодня жаркий, — объяснил он своим подчиненным.

— Это точно, — подтвердил Крутихин. — Как там Иноземцев на НП?

— Я его сейчас сменю.

Булавин переоделся в чистое, сел на лавку. После душа навалилась усталость, глаза слипались. Из помещения склада вышла Ольга Беленко.

— Ну вот, теперь все готово, осталось только разлить бензин и поджечь, — она сняла химзащиту, завернулась в простынь прошла мимо Булавина в душ.

— Сделаем попозже — сказал Булавин.

— На уничтожение зарина нужно два человека.

— Почему два?

— По инструкции.

— Хорошо. Я возьму кого-нибудь.

— Надо быть очень аккуратным, поджечь и сразу убегать. И дверь склада оставить открытой.

— Почему?

— Должен быть приток воздуха, чтобы все сгорело. Вы дождетесь меня, Ульрих Романович?

— Да, я вас жду.

После встречи с крысами на трупе дезертира стало традицией, что он всегда дожидался женщину и сопровождал ее наверх.

— Вы действительно решитесь на огневой контакт, если норвежцы прорвутся в бункер? — Беленко вышла из душа, обернувшись широким махровым полотенцем, которое закрывало ее фигуру от груди до колен.

— Конечно, а что мне остается делать? — усмехнулся Булавин и внимательно посмотрел на женщину.

Видимо, во взгляде мужчины было что-то такое, отчего она смутилась и туже запахнула полотенце под мышками.

— Я сейчас, быстро, — женщина прошла на свою половину раздевалки.

Она оделась действительно быстро, вышла из своей половины раздевалки к булавину. В черных лосинах и черном свитере ее фигура выглядела стройной. Ольга Вячеславовна посветила фонариком в его сторону.

— Устали? — спросила она и села рядом с Булавиным.

— Есть немножко, — покосился на женщину. Несмотря на напряженную ночь, лицо ее выглядело свежим.

— Давайте пока посидим, — предложила Беленко. — Хочу, чтобы волосы немного просохли. Здесь потеплее.

— Хорошо, — согласился Булавин. Он выключил свой фонарик.

— Я тоже выключу.

Несколько секунд сидели в полной темноте, молча. Но это не было тем неловким молчанием, когда малознакомые люди не знают, о чем говорить. В этом молчании вдруг возникла какая-то близость, от которой Булавину стало тепло на душе.

— Ульрих Романович, а почему вы не остались в профессии? Я имею в виду, не стали работать по специальности, а стали военным? — тихо спросила Беленко.

— Так получилось. Я после химфака работал в одном НИИ. Это было начало девяностых. Зарплату не платили. А тут призвали в армию двухгодичником. Предложили остаться, я согласился, стал военным.

— Но инженер-химик и ракетчик, довольно большая дистанция.

— Я с детства интересовался ракетами, хотел даже космонавтом стать, — усмехнулся Булавин. — Ну вот…, а в армии мне понравилось, затянуло, дослужился до подполковника, но это мой потолок. А через четыре месяца на пенсию.

— Чем после армии думаете заниматься?

— Не знаю даже. Охранником куда-нибудь…

— Зачем же охранником? — возмущенно воскликнула Беленко, — вы же профессиональный химик. Можете вернуться в профессию.

— Да кому я нужен, Ольга Вячеславовна, старый химик-ракетчик?

— Вы недооцениваете себя. У вас же основательное образование в области неорганической химии, начнете работать, все вспомните. Кстати, у нас, в нашей службе, большой недобор специалистов. Можете придти к нам даже в качестве вольнонаемного.

— В серьезно? — Булавин удивленно посмотрел в сторону Беленко.

— Конечно, подумайте.

— Ну, не знаю, — вздохнул Булавин, — после армии надо решать другие проблемы, устраивать личную жизнь…

— Это можно делать параллельно. Вы развелись с женой?

— Да. Дал ей развод.

— Ульрих Романович, простите за бестактность, а почему вы все-таки после стольких лет совместной жизни развелись? — Видимо она почувствовала напряжение Булавина от откровенного вопроса, поправилась. — Извините, если не хотите отвечать…

— Да нет, почему же, отвечу: слишком разные люди. У меня служба, командировки по точкам. А ей нужен только Петербург.