Кстати, относительно размеров подчиненного Черемисинову войска в источниках ничего не сообщается, но можно попытаться представить, сколько примерно могло быть вместе с ним людей в «судовой» рати, ушедшей вниз по Волге принуждать Дервиш-Али к повиновению. Из летописных и разрядных свидетельств следует, что под началом Ивана Черемисинова оказались по меньшей мере два стрелецких прибора и один казачий, то есть до 1,5 тысячи ратников. К ним стоит добавить вятчан Федора Черемисинова – а их могло быть около 1 тысячи (во всяком случае, для Полоцкого похода шестью годами позже с Вятки должно было выступить против государевых недругов 500 бойцов и еще 25 пищальников, и это было «вполы прежнего наряду», да и в летописи говорится, что вятчан возглавляли по меньшей мере два атамана404). Одним словом, можно полагать, что под началом нашего героя было порядка 2,5 тысяч ратных людей – сила по тем временам немалая, и к тому же вооруженная по меньшей мере наполовину огнестрельным оружием и имевшая пусть и небольшой, но собственный «наряд» (как мы уже отмечали выше, судя по всему, с самого начала при стрелецких приборах была своя артиллерия). Для сравнения – весной 1555 г. ногайский бий Исмаил просил у Ивана Грозного прислать ему в помощь «дватцать пищалников (sic!), да три пушечки и стрелцы хто стреляет из них»405. А под началом Черемисинова было «пищалников» явно больше 1 тысячи, да и «пушечек» порядка десяти! Можно также попытаться представить, сколько стругов был в экспедиции Черемисинова – англичанин А. Дженкинсон сообщал, что его корабль сопровождали два струга с 50 русскими стрельцами, следовательно, если принять среднюю вместимость русского струга за 25 человек, то рать Черемисинова перевозили по меньшей мере 100 стругов406. И если мы примем во внимание эти факты, то дальнейшее развитие событий уже вовсе не представляется таким уж невероятным.

Дервиш-Али, понимая, что его переход на сторону крымского хана не останется безнаказанным, молил Девлет-Гирея I о помощи. Своими силами хан не рассчитывал отбиться от русских – в его распоряжении было всего лишь несколько сотен профессиональных воинов407, а на ополчение из рядовых астраханцев надежды было мало. Крымский «царь» отправил на помощь своему новоявленному союзнику некоего «Атман-Дувана» (Осман-Дувана?) с 700 всадниками и 300 своими «янычанами» «с пищалми», «да и пушки прислал на брежение Асторохани»408. Однако даже с ханской помощью Дервиш-Али не рассчитывал отразить русское наступление. Поэтому, когда ханской ставки достигли известия о том, что к городу приближается русская судовая рать, и когда стало известно, сколько на стругах плывет русских ратных людей, астраханский «царь» решил не испытывать судьбу и последовал примеру Ямгурчи. А тут еще накануне подхода рати Черемисинова «приходил на царя Ляпун отаман с товарищы и поимал многие улусы, княгини и девки, жонкы и робята, а людей побил многых»409. 14 сентября, в праздник Воздвиженья, который Иван Грозный отмечал в Троице-Сергиевом монастыре, к нему прибыл гонец от Черемисинова и его товарищей. Воеводы сообщали государю, что-де «пришли они в Асторохань, а город пуст, царь и люди выбежали», потому они заняли ханскую столицу и «город зделали крепок», и, «укрепившись» в городе «как безстрашно сидеть», пустились на поиски хана, стремясь выполнить царский наказ «убити» Дервиш-Али. Нашли беглого «царя» Ф. Писемский и Т. Тетерин со своими казаками и стрельцами и, атаковав ночью лагерь хана, «побили в улусах у него многых людей». Попытки уцелевшего в ночной схватке хана взять наутро реванш были отражены русскими ратниками, которым удалось после боя, длившегося целый день, достичь без особых потерь Волги и на стругах отойти к Астрахани410.

Потерпев неудачу, Дервиш-Али попытался выиграть время и вступил в переговоры с Иваном Черемисиновым, ссылаясь на то, что он-де «изменил государю неволею» и потому он бьет Ивану Грозному челом в том, чтобы «государь бы ему милость оказал». На первых порах переговоры как будто имели успех, и, как сообщал в Москву Черемисинов, «царь» со всей «своей землей» «правду дал», что «им ехати во град и служити царю и великому князю», и в знак своих добрых намерений в обмен на 15 «жонок» из числа взятых в Астрахани полоняников отпустил русского посланника А. Тишкова, посланного ранее к Исмаил-бию и попавшему в плен к его врагам411.

Не доверяя хану, Черемисинов и его товарищи продолжали укреплять занятую ими Астрахань, одновременно «по Волге стрелцов и казаков разставили и отнели всю волю у нагаи и у астороханцев рыбные ловли и перевозы все»412. И предосторожность Черемисинова оказалась ненапрасной. Спустя полторы недели после первого гонца, 23 сентября 1556 г., в Троицу прискакал другой, с новой грамотой от нашего героя, в которой тот сообщал царю, что Дервиш-Али нарушил свое обещание и под давлением крымского воеводы Осман-Дувана и Юсуфовичей, сыновей покойного ногайского бия, «шерть свою изменил»413.

Стало очевидно, что заставить Дервиш-Али соблюдать ранее достигнутые договоренности не получится, равно как и оставить его на астраханском троне. И здесь уже не важно, получилось ли так случайно, или же в Москве с самого начала вынашивали планы покорения Астрахани, а вся затея с посажением на астраханский стол Дервиш-Али но сила демонстративный характер, – важно другое. Теперь, когда присоединение Астрахани к Русскому государству стало фактом, необходимо было как можно быстрее стабилизировать ситуацию вокруг города и прочно утвердить здесь русское присутствие и влияние. И надо полагать, дипломатические таланты Ивана Черемисинова, подкрепленные немалой военной силой, должны были сыграть немаловажную роль. И судя по тому, как развивались события дальше, Иван Грозный не ошибся в выборе первого астраханского воеводы (поскольку все предыдущие русские «агенты» при астраханском дворе все же не обладали теми правами и возможностями, что Черемисинов).

В разрядных записях сохранились сведения о том, что «Иван (Черемисинов. – В. П.) и Михайла (Колупаев. – В. П.) сели в Астарахани и город зделали земляной, а жили в Астарахани два годы». Обращает на себя внимание длительность «годования» Черемисинова в «астраханском юрте», равно как и возведение им и его людьми «земляного города» – до Черемисинова «было в Астарахани два города плетены в комышу да насыпаны землею»414. Понятно, что такое примитивное укрепление было под силу взять даже татарам, которые не любили заниматься осадами (кстати, Юсуфовичи это наглядно продемонстрировали, вынудив Мансурова покинуть этот «земляной в комышу» городок). Теперь же укрепления Астрахани представляли собой более серьезное препятствие и оплот русского влияния в Нижнем Поволжье и на северном побережье Каспия. Кстати, сохранилось пусть и лаконичное, но все же сделанное очевидцем описание Астрахани, отстроенной Черемисиновым и Колупаевым. В июле 1558 г. в ней побывал английский путешественник и дипломат А. Дженкинсон, который писал, что «город Астрахань стоит на острове, на высоком берегу, с замком внутри города, обнесенным земляным валом и деревянными стенами; замок ни красив, ни крепок. Город также окружен земляным валом; строения дома (кроме тех, где живут начальники и некоторые другие дворяне) низкие и очень простые»415.

Опираясь на возведенную крепость и имея под рукой немалую рать, Иван Черемисинов энергично принялся наводить порядок во вновь приобретенных землях. Прежде всего новому астраханскому воеводе нужно было вернуть разбежавшихся в результате бурных событий последних лет, войн и набегов астраханских «черных улусных людей» на их прежние кочевья, гарантируя им защиту московского царя – а их, этих людей, было немало. Согласно летописи, когда в 1554 г. Дервиш-Али был посажен на астраханский стол, хану и Ивану Грозному «правду дали» «азстороханские люди Ишим князь, Алей Князь, Куратклеш князь и иные многие люди», «князья и мырзы» общим числом пятьсот, «Енгуват азей пришел, а с ним многи молы и азеи и всяких 3000 человек», не считая 7000 «черных людей»416. И с этой задачей Черемисинов, судя по всему, справился. Во всяком случае, в ноябре 1556 г. новый гонец от астраханского воеводы сообщал Ивану Грозному, что-де «черные люди астороханцы приходят к Ивану и к Михаилу и биют челом и правду царю государю дают, чтоб их государь пожаловал, велел жити по-старому у города у Асторохани и дань давати, и вины бы им государь пожаловал, отдал, казнити их не велел», потому как «они черные люди» не виноваты, поскольку «водил их царь и князи неволею, а иных астороханцов розвели нагаи в то время, как бегали от царя и великого князя». Помимо этого, к Ивану прибыли посланцы от горских князей, «ис Шамахеи, ис Шевка и с Тюмени» с предложениями установить мирные отношения и торговлю, и, рапортовал воевода царю, к тем князьям он, Иван, со своим товарищем отправил-де «служивых татар по государеву царя и великого князя наказу»417. Иван IV, заинтересованный в том, чтобы как можно быстрее и прочнее закрепить низовья Волги за Москвой, одобрил действия воевод, заявив о своем желании «астараханских черных людей» «жаловати и беречи»418.